ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
"Луна это кусок чая," поглядывая вверх с откидного сиденья -- Кого в конце концов я пригласил в свою за-полгода-до-этого хижину в долине Милл-Вэлли погостить несколько дней а он берет все спальники и развешивает их (кроме моего, спрятанного в траве) в окне, отчего те рвутся, поэтому в последний раз когда я видел свою хижину в Милл-Вэлли перед началом автостопа на Пик Опустошения, Ричард де Чили спал там в огромной комнате полной утиного пуха, невероятное зрелище -- типичное зрелище -- вместе со своими подмышечными бумажными пакетами набитыми странными эзотерическими книжками (одна из самых разумных личностей которых я знал на свете) и со своими обмылками и огарками и мусорными потрохами, Боже мой, весь каталог вылетел у меня из памяти -- Который наконец взял меня с собой в долгую прогулку по Фриско как-то моросливой ночью чтобы пойти позырить с улицы в окно квартиры где живут два карлика-гомосексуалиста (которых там не было) -- Ричард заходит и становится рядом со мной и как обычно и во всем этом реве я не могу расслышать что он говорит да и все равно нет никакой разницы -- Он тоже нервно оттягивается, оглядываясь повсюду, все тянутся к следующему оттягу а следующего оттяга там просто нет...
"Чего будем делать?" спрашиваю я -
Никто не знает -- Слив, Гиа, Ричард, остальные, все они просто стоят шоркая ногами в Погребке Времени ожидая, ожидая, как столь многие герои Сэмюэля Беккетта в Бездне -- Я же, я должен что-то сделать, куда-то пойти, установить контакт, закрутить разговор и действие, я мельтешу и шаркаю вместе с ними -
Прекрасной брюнетке еще хуже -- Облаченная столь изумительно в облегающее черное шелковое платье выставляющее напоказ все ее совершенные сумеречные чары она выходит из туалета и снова падает -- Сумасшедшие личности толкутся вокруг -- Полоумные разговоры которых я больше не могу припомнить, это слишком безумно!
"Сдамся, пойду спать, завтра отыщу всю банду."
Мужчина и женщина просят нас подвинуться пожалуйста чтобы они смогли изучить карту Сан-Франциско на стене зала -- "Туристы из Бостона, хей?" спрашивает Ричард со своей бессмысленной улыбочкой -
Я вновь сажусь на телефон и не могу найти Ирвина поэтому пойду домой к себе в номер Отеля Белл и лягу спать -- Как сон на горе, поколения в самом деле слишком безумны -
Однако Слив с Ричардом не хотят чтобы я уходил, всякий раз когда я пытаюсь ретироваться они идут за мною следом, шаркая ногами, мы все шаркаем и ждем ничего, это действует мне на нервы -- Требуется вся моя сила воли и печальное сожаление чтобы попрощаться с ними и свалить в ночь -
"Коди будет у меня завтра в одиннадцать," кричит Чак Берман чтобы я там тоже появился -
На углу Бродвея и Колумбуса, из знаменитой открытой обжорки, я звоню Рафаэлю и мы договариваемся встретиться утром у Чака -- "Окей -- но послушай! Пока я тебя ждал я написал поэму! Обалденную поэму! Она вся про тебя! Я адресую ее тебе! Можно я прочту ее тебе по телефону?"
"Валяй"
"Тьфу на Босацу!" орет он. "Тьфу на Босацу!"
"Уу," говорю я, "это прекрасно"
"Поэма называется "Джеку Дулуозу, Будда-рыбе" -- Вот как она звучит -- " И читает мне эту длинную сумасшедшую поэму по телефону а я стою там опираясь на прилавок с гамбургами, пока он вопит и читает (а я впитываю каждое слово, каждый смысл этого итальянского гения переродившегося в нью-йоркском Нижнем Истсайде из Возрождения) я думаю "О Господи, как грустно! -- У меня друзья-поэты которые вопят мне свои стихи в городах -- совсем как я и предсказывал на горе, это празднование в городах вверх тормашками -
"Мило, Рафаэль, великолепно, ты более великий поэт чем обычно -- ты теперь в самом деле пошел -- здорово -- не останавливайся -- помни что нужно писать без остановки, не думая, просто иди, я хочу услышать что на донышке твоего ума."
"А это как раз то что я делаю, видишь? -- просекаешь? понимаешь?" То как он произносит "понимаешь", типа "машш", типа Фрэнка Синатры, типа чего-то нью-йоркского, типа чего-то нового в мире, настоящий городской Поэт с-самого-низу наконец-то, как Кристофер Смарт и Блейк, как Том О'Бедлам, песнь улиц и кошаков в переулках, великий великий Рафаэль Урсо который так рассвирепил меня в 1953 когда сделал это с моей девушкой -- но чья то была вина? моя настолько же насколько и их -- это все записано в Подземных -
"Здорово здорово Рафаэль завтра увидимся -- Давай поспим и помолчим -Давай врубимся в молчание, молчание это конец, у меня оно было все лето, я тебя научу."
"Здорово, здорово, я врубаюсь что ты подрубаешься по молчанию," доносится его печальный воодушевленный голос по ничтожной телефонной машине, "мне грустно думать что ты врубаешься в молчание, но я буду его рубить, поверь, буду" -
Я иду к себе е номер спать.
И гляньте-ка! Там сидит старый ночной портье, старый француз, не знаю как ето зовут, когда Мэл мой кореш раньше жил в Белле (и мы подымали большие тосты портвейна за Омара Хайяма и хорошеньких девчонок с короткими стрижками в его гололампочном номере) этот старик бывало все время сердился и неразборчиво орал на нас, раздосадованный -- Теперь, два года спустя, он совершенно изменился и вместе с этим его спина сгорбилась до конца, ему 75 и идет он совершенно скрюченным бормоча по вестибюлю чтобы отпереть тебе мимолетный номер, он совершенно помилел, смерть оглаживает ему веки, он видел свет, он больше не зол и не раздосадован -- Он славно улыбается даже когда я вхожу а он (час ночи) стоит весь перекосившись на стуле пытаясь починить конторские часы в клетке -- Болезненно спускается и провожает меня в мою комнату -
"Vous etes francais, monsieur?" cпрашиваю я. "Je suis francais moi-meme." (6)
В его новой славности к тому же новая Будда-незаполненность, он даже не отвечает, он лишь отпирает мне дверь и печально улыбается, весьма согбенный, и говорит "Спокойной ночи, сэр -- все в порядке, сэр" -- Я изумлен -- Прибабахи все 73 года а теперь выждал самый подходящий момент когда осталось всего несколько росинок сладких лет и его похоронят всего скрюченного в гробу (уж и не знаю как) и я принесу ему цветов -- Буду приносить ему цветы и миллион лет спустя -
У меня в номере невидимые вечные золотые цветы опадают мне на голову пока я сплю, они падают повсюду, это розы Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
"Чего будем делать?" спрашиваю я -
Никто не знает -- Слив, Гиа, Ричард, остальные, все они просто стоят шоркая ногами в Погребке Времени ожидая, ожидая, как столь многие герои Сэмюэля Беккетта в Бездне -- Я же, я должен что-то сделать, куда-то пойти, установить контакт, закрутить разговор и действие, я мельтешу и шаркаю вместе с ними -
Прекрасной брюнетке еще хуже -- Облаченная столь изумительно в облегающее черное шелковое платье выставляющее напоказ все ее совершенные сумеречные чары она выходит из туалета и снова падает -- Сумасшедшие личности толкутся вокруг -- Полоумные разговоры которых я больше не могу припомнить, это слишком безумно!
"Сдамся, пойду спать, завтра отыщу всю банду."
Мужчина и женщина просят нас подвинуться пожалуйста чтобы они смогли изучить карту Сан-Франциско на стене зала -- "Туристы из Бостона, хей?" спрашивает Ричард со своей бессмысленной улыбочкой -
Я вновь сажусь на телефон и не могу найти Ирвина поэтому пойду домой к себе в номер Отеля Белл и лягу спать -- Как сон на горе, поколения в самом деле слишком безумны -
Однако Слив с Ричардом не хотят чтобы я уходил, всякий раз когда я пытаюсь ретироваться они идут за мною следом, шаркая ногами, мы все шаркаем и ждем ничего, это действует мне на нервы -- Требуется вся моя сила воли и печальное сожаление чтобы попрощаться с ними и свалить в ночь -
"Коди будет у меня завтра в одиннадцать," кричит Чак Берман чтобы я там тоже появился -
На углу Бродвея и Колумбуса, из знаменитой открытой обжорки, я звоню Рафаэлю и мы договариваемся встретиться утром у Чака -- "Окей -- но послушай! Пока я тебя ждал я написал поэму! Обалденную поэму! Она вся про тебя! Я адресую ее тебе! Можно я прочту ее тебе по телефону?"
"Валяй"
"Тьфу на Босацу!" орет он. "Тьфу на Босацу!"
"Уу," говорю я, "это прекрасно"
"Поэма называется "Джеку Дулуозу, Будда-рыбе" -- Вот как она звучит -- " И читает мне эту длинную сумасшедшую поэму по телефону а я стою там опираясь на прилавок с гамбургами, пока он вопит и читает (а я впитываю каждое слово, каждый смысл этого итальянского гения переродившегося в нью-йоркском Нижнем Истсайде из Возрождения) я думаю "О Господи, как грустно! -- У меня друзья-поэты которые вопят мне свои стихи в городах -- совсем как я и предсказывал на горе, это празднование в городах вверх тормашками -
"Мило, Рафаэль, великолепно, ты более великий поэт чем обычно -- ты теперь в самом деле пошел -- здорово -- не останавливайся -- помни что нужно писать без остановки, не думая, просто иди, я хочу услышать что на донышке твоего ума."
"А это как раз то что я делаю, видишь? -- просекаешь? понимаешь?" То как он произносит "понимаешь", типа "машш", типа Фрэнка Синатры, типа чего-то нью-йоркского, типа чего-то нового в мире, настоящий городской Поэт с-самого-низу наконец-то, как Кристофер Смарт и Блейк, как Том О'Бедлам, песнь улиц и кошаков в переулках, великий великий Рафаэль Урсо который так рассвирепил меня в 1953 когда сделал это с моей девушкой -- но чья то была вина? моя настолько же насколько и их -- это все записано в Подземных -
"Здорово здорово Рафаэль завтра увидимся -- Давай поспим и помолчим -Давай врубимся в молчание, молчание это конец, у меня оно было все лето, я тебя научу."
"Здорово, здорово, я врубаюсь что ты подрубаешься по молчанию," доносится его печальный воодушевленный голос по ничтожной телефонной машине, "мне грустно думать что ты врубаешься в молчание, но я буду его рубить, поверь, буду" -
Я иду к себе е номер спать.
И гляньте-ка! Там сидит старый ночной портье, старый француз, не знаю как ето зовут, когда Мэл мой кореш раньше жил в Белле (и мы подымали большие тосты портвейна за Омара Хайяма и хорошеньких девчонок с короткими стрижками в его гололампочном номере) этот старик бывало все время сердился и неразборчиво орал на нас, раздосадованный -- Теперь, два года спустя, он совершенно изменился и вместе с этим его спина сгорбилась до конца, ему 75 и идет он совершенно скрюченным бормоча по вестибюлю чтобы отпереть тебе мимолетный номер, он совершенно помилел, смерть оглаживает ему веки, он видел свет, он больше не зол и не раздосадован -- Он славно улыбается даже когда я вхожу а он (час ночи) стоит весь перекосившись на стуле пытаясь починить конторские часы в клетке -- Болезненно спускается и провожает меня в мою комнату -
"Vous etes francais, monsieur?" cпрашиваю я. "Je suis francais moi-meme." (6)
В его новой славности к тому же новая Будда-незаполненность, он даже не отвечает, он лишь отпирает мне дверь и печально улыбается, весьма согбенный, и говорит "Спокойной ночи, сэр -- все в порядке, сэр" -- Я изумлен -- Прибабахи все 73 года а теперь выждал самый подходящий момент когда осталось всего несколько росинок сладких лет и его похоронят всего скрюченного в гробу (уж и не знаю как) и я принесу ему цветов -- Буду приносить ему цветы и миллион лет спустя -
У меня в номере невидимые вечные золотые цветы опадают мне на голову пока я сплю, они падают повсюду, это розы Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57