А молодая женщина уже убедилась на опыте, что главный инженер Катберт Далтон обычно знает, что говорит.
Его работа завершена. И ее труды тоже завершатся, как только над деревней сомкнутся холодные темные воды.
На протяжении последних трех месяцев Джиллиан, не покладая рук, монтировала свой фильм, придавая «сырому» метражу форму, определенность и глубину, вставляя титры и графику, добавляя «голос за кадром» и музыку… по сути дела, творя из накопленного материала произведение искусства как таковое, — так ваятель творит из глины прекрасную статую. Черновой вариант привел ее в полный восторг. А мастер-запись будет готова, как только добавится заключительная последовательность кадров.
Та, что снимается здесь и сейчас.
Непроизвольно поежившись, Джиллиан откинулась назад, прильнув к широкой груди своего спутника. В сердце ее царили самые противоречивые чувства: легкая грусть и волнующее предвкушение увлеченного своим делом художника. Катберт успокаивающе обнял ее за плечи.
— Замерзла?
— Нет. Просто… печально немножко, что все закончилось. И ужасно не терпится перейти к следующему «наполеоновскому» проекту.
— Это ты про свой новый фильм о плотинах? Или про нашу свадьбу?
Весело рассмеявшись, Джиллиан развернулась к любимому.
— Про свадьбу, конечно. Со всей определенностью, про свадьбу. Твои братья пригрозили жестоко отомстить мне за твою поруганную честь, ежели я не поспешу завершить дело законным браком.
Катберт широко ухмыльнулся.
— Ты уверена, что хочешь играть свадьбу на ранчо? Мы могли бы сбежать в Лас-Вегас и пожениться по-быстрому, безо всяких хлопот.
— Еще не хватало!
Джиллиан уже побывала на обширном ранчо у подножия хребта Сьерра-Невада, что Катберт до сих пор почитал «родным гнездом». Правда, погостить подольше не получилось: молодая женщина вкалывала, не покладая рук, наверстывая упущенное время, чтобы успеть представить фильм к сроку. Так что поездка вышла какая-то скомканная: день пути туда, день пути обратно, и сутки — там. Джиллиан так нервничала в преддверии знакомства с многочисленным семейством Катберта (шутка ли: мать, трое братьев и две невестки, не говоря уже о малолетнем племяннике!), что напрочь позабыла прихватить с собою кинокамеру. О чем молодая женщина горько пожалела, едва глазам ее открылся «Орлиный кряж» и его живописные обитатели — бывшие и нынешние.
Ей просто-таки не терпелось вернуться и заснять на пленку великолепие горных хребтов на фоне сапфирово-синего неба… не говоря уже о великолепии мускулистых, плечистых атлетов, коих Сондра, — последнее прибавление к семейству, — втихаря окрестила «Великолепной Четверкой».
Сондра Далтон, недавно ставшая женою самого младшего из братьев, Элджи, доверительно призналась Джиллиан, что «Великолепная Четверка» до сих пор повергает ее в благоговейный трепет. Поодиночке братцы играючи очаровали бы любую девицу от восьми до восьмидесяти лет включительно. Все вместе они составляли крепкую, любящую семью. И семья эта, — шумная, смешливая, любвеобильная, — радостно распахнула гостье объятия.
Там, в кругу Катбертовой родни, ноющая боль утраты, что навсегда угнездилась в груди у Джиллиан после смерти отца, как-то сама собою поутихла. И молодая женщина хотела, чтобы все эти замечательные люди были гостями на ее свадьбе. Все до одного, без исключения.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет! — предостерег Джиллиан заботливый жених.
— Забавно, но каждый из твоих братьев сказал мне то же самое. Вот, в частности, Трэвис грозился поведать мне в подробностях о твоей бурной молодости и тяжелом детстве.
— Ха! — Катберт распрямил ноги, встал с каменного выступа, заботливо помог подняться Джиллиан. — Трэвис у нас — циничный полицейский. Он считает, что каждый мужчина в душе — потенциальный преступник. Ты его больше слушай!
— А кто в душе каждая женщина?
Смешливые искорки в глазах Катберта разом погасли.
— Трэвиса не так давно несправедливо обидели. Ему до сих пор больно.
Джиллиан собралась было расспросить Катберта поподробнее, но тут ей пришло в голову, что, возможно, инженер сам не хочет играть свадьбу в «Орлином кряже». Может быть, тягостные воспоминания до сих пор не утратили над ним власти?
Как-то раз, после особенно долгих и отрадных любовных игра, они лежали, сжимая друг друга в объятиях, и разговаривали о том, где будут жить в промежутках между разъездами, о плотинах и документальных съемках… и о родителях. Об отце Джиллиан и об отце Катберта.
Постепенно, мучительно, фраза за фразой, горестная повесть облекалась в слова. Голос Катберта заметно дрожал, когда он поделился с любимой тем, что так и не открыл братьям. Молодая женщина, затаив дыхание, слушала, а Далтон в подробностях описывал ту кошмарную ночь, когда мать его беспомощно рыдала, а он бегал вокруг нее с чашками кофе и пузырьками с успокоительным. Тогда-то его несокрушимая вера в отца и сыновняя любовь рассыпались в прах.
Может быть… может быть, Катберт и впрямь не хочет возвращаться в «Орлиный кряж» и играть свадьбу в тени материнской трагедии? Приподнявшись на цыпочки, Джиллиан обняла ладонями его лицо.
— А как насчет тебя, Катберт? Тебе тоже до сих пор больно? Тебе неприятно обмениваться обетами верности там, где брак твоих родителей обернулся обманом и ложью?
— Нет, — просто отозвался он. — Ранчо — мой дом. И навсегда останется домом. — В серых глазах снова запрыгали озорные бесенята. — Тем паче если мне все-таки придется платить за треклятый кран. Вот тогда мы точно не сможем себе позволить никаких ресторанов да путешествий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81