– А хотите вместо халтуры делать что-то более серьезное и оригинальное?
В их взглядах робкая надежда соседствовала с полудетским страхом: а вдруг я над ними смеюсь. Или, хуже того, задумал какую-то пакость.
– Моя область – музыкальный фольклор, девочки. Кроме того, я по образованию – дирижер.
Господи, какими у них стали глаза! А меня словно кто-то накачал изнутри веселым газом.
– Можно переложить на современный лад что-нибудь старинное и поработать над этим. За успех – ручаюсь.
Официантка принесла заказ. Девчонки с удовольствием ели пирожные и запивали их кофе.
– Меня зовут Лизелотта, – представилась блондинка, засовывая ложку в рот и улыбаясь.
– А меня – Сунами, – все еще стесняясь, хлопнула ресницами японочка.
Я покровительственно и по-отечески кивал.
– Вы это всерьез? – робко спросила японочка.
– Более чем, – заверил ее я.
Лизелотта слегка прикусила губу:
– Думаете, так заработаем больше?
Я засмеялся, В романтиках иногда просыпается меркантилизм. Романтика романтикой, а кушать-то надо…
– Фольклор, дщери мои, снова входит в моду, – развел я в подтверждение своих слов руками. – Чем ближе глобализация, тем больше людям хочется ощутить, что они не такие, как все. Что у них есть прошлое. И если еще найти пианистку…
– Пианистку? – спросила насмешливей, чем надо было бы, Лизелотта.
Я чуть осуждающе кашлянул: ты что, не поняла глубину моего замысла, детка? И, чуть нахмурившись, отпил скверный кофе.
– Ну, в метро мы пианино, конечно, не станем брать. Но надо думать перспективнее. Не о сегодня, а о завтра.
Я их окончательно запутал, но это и было моей целью. Иначе бы они меня давно послали куда подальше.
– На первых порах можно использовать маленький орган, – сказал я. – С пианисткой у нас будет уже квартет. А, кроме того, вы ведь музыкантши, и я не должен вам напоминать, что пианино – самый емкий и многоголосый инструмент.
Лизелотта, слегка смутившись, кивнула. «О господи, – подумал я, – до чего доверчива молодость и какой коварной может быть старость!»
– Правда, я должен вас предупредить, все будет зависеть от вас самих.
Они мгновенно насторожились. Но я не дал окрепнуть их закопошившимся сомнениям.
– Придется поработать, и как следует! Руди Грин готов вас подготовить. В принципе, у вас – неплохой профессиональный багаж. Ну и молодой задор, естественно. Но результат, повторяю, зависит только от вас. Сработаемся? Перспективы самые радужные! Нет?..
С ответом я их не торопил. Так и закончил на обрывистой ноте. Девчонки ничего не ответили, но телефон и адрес записали. Покопавшись в телефонной книге, я нашел местечко, где взял напрокат японский орган «Ямаху». А на следующий день мои девахи, предварительно позвонив, явились ко мне в студию. Не одни – с подружкой.
– Заходите, девочки, – широко распахнул я двери. – Покажите-ка папаше Руди, на что вы способны.
– Как тебя зовут, таинственная незнакомка? – обратился я к новенькой.
– Ксана.
Имя было странное, но спросить, откуда она, мне было неловко. У нее были большие голубые глаза и короткий ежик мальчишеской стрижки. Если я смотрел на нее более внимательно, она опускала взгляд.
Я положил перед каждой из них уже размноженные в четырех экземплярах ноты и приготовился.
– Руди, – попросила меня Лизелотта, – только не кричите на нас, пожалуйста!
– Кричать? – удивился я. – И не вздумаю. Выгоню, если что не так…
Они принужденно рассмеялись. Я стал отбивать такты ногой.
Они смотрели и слушали.
Первой вступила Сунами со своей скрипкой, за ней – Лизелотта с контрабасом, и только потом послышались, к сожалению, немножко синтетические, звуки переносного органа. Это играла Ксана. Сначала я подстраивался к ним, чтобы приучить их к своему присутствию, потом начал дирижировать одной рукой.
– Неплохо, неплохо… Вы присутствуете при рождении квартета профессора Руди Грина, дети мои. Слушатели должны лопнуть от сантиментов, когда нас услышат.
Часа через два я почувствовал, что мы сыгрываемся, Ясно было, что репетировать с ними придется долго, но в успехе я уже почти не сомневался.
– Не-не-не! Нет! Я сказал – нет! Скрипка – нежнее! Контрабас – не заглушайте скрипку. Орган – проникновенней…
Они послушно исполняли каждое мое пожелание.
– Так. А теперь снова вступаю я со своим кларнетом… Вот так… Орган, плавно! Еще плавнее! Ксана, что ты делаешь?! Я понимаю, что это не пианино. Но все же… Вообрази, что ты влюблена, и он склоняется к тебе. Чувствует твой запах. Твое дыхание… Ну же… Чему вас там, в академиях, учат?
Мы кончили только к восьми вечера. Голодные, но сработавшиеся. У меня оказались хорошие ученицы. А у них – прекрасный преподаватель и дирижер.
В их отношении ко мне чувствовалось уважение и даже – я не преувеличиваю, так мне, во всяком случае, показалось – трепет.
Когда они ушли, в студии еще долго пахло молодым телом, духами и тем чуть отдающим нафталином душком, который возникает вокруг музыкальных инструментов. Я улыбался самому себе: Руди, все может сложиться интересней, чем ты только мог себе представить.
Но какая-то неведомая мне сила вдруг потянула меня снова в ванную. Я снова приклеился к зеркалу. К счастью, как ни придирчиво я себя в нем рассматривал, ничего нового не обнаружил. Впрочем – прошла только неделя. По моему календарю – это только около трех месяцев.
АББИ
Услышав ее голос на автоответчике, я вздрогнула. Но колебалась недолго и тут же перезвонила.
– Селеста, – спросила я, – что-нибудь с Чарли?
– Нет, – прозвучало в ответ, – я хочу с вами поговорить о себе…
Мы встречались с ней крайне редко, да и то, только если Руди настаивал на том, чтобы поехать и навестить по какому-то поводу Чарли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92