У свободы всегда есть обратная сторона. Если хотите – изнанка. Это – долг, обязанность. То, что сковывает, как кандалами, и заставляет любыми путями от них избавиться. Бежать! И мы бежим. Без оглядки, не слыша собственного дыхания. А когда, наконец, вырываемся, вдруг обнаруживаем, что беспредельной воли на самом деле просто не существует. Она – иллюзия, которой мы себя тешим.
«Чарли, да ты ли это говоришь? – так и хочется мне спросить самого себя. – По-твоему, абсолютной свободы не существует?»
– Нет! – отвечаю я. – Не существует. Не может существовать!
И привожу свой последний довод: ведь твоя свобода от других – это и свобода других от тебя тоже.
И если каждый из нас сочтет, что он никому и ничего не должен, будет попран один из самых основных законов эволюции. Тот, что силой обязательств и долга превратил примата в хомо сапиенса, а дикаря – в цивилизованного человека. Без наших жертв и добровольного отказа от животного эгоизма невозможны были бы семья, больницы, школы, социальное обеспечение или пожарные команды.
Во всем должна быть граница. В любой вещи – пропорция. Человек стал человеком только потому, что взвалил на себя нелегкий груз обязанностей…
Я выпроводил гостью домой, хотя она надеялась остаться на ночь. Пришлось переступить не только через себя – через свои убеждения. Мужчина всегда должен заботиться о женщине. Стараться исполнять ее желания.
– Чарли, – сказала она на прощание язвительно, – у меня такое впечатление, что твоя сексуальность поседела вместе с твоей шевелюрой…
– Ты ошибаешься, – тут же поставил я ее на место. – Волосы на лобке седеют позже, чем на голове.
– Да, конечно, – изничтожила она меня своей иронией, – но ведь все упирается в голову…
РУДИ
Седьмой месяц моего пребывания в Нью-Йорке. Меня не оставляло тревожное чувство: слишком уж все безоблачно и гладко складывается. Так долго продолжаться не может. Синусоида удачи после подъема должна снова нырнуть вниз.
Мы репетировали каждый день. Я видел, что девицы напряжены, но относил это на счет нагрузки. Ни с того ни с сего начала фордыбачить Лизелотта: она опаздывала на репетиции, огрызалась на замечания, грубила.
– Что с ней происходит? – спросил я Сунами. – Ты ведь живешь с ней в одной квартире.
– У нас разные комнаты, – слишком уж быстро ответила она.
– Не можешь же ты не знать, – упрекнул я ее.
– У нее роман с Джимми Робертсом.
Я уже знал, кто это, но на всякий случай осведомился:
– Откуда ты знаешь, что все из-за него?
– Она сама мне об этом сказала…
– Кстати, – ухмыльнулся я, – мужчины рассказывают о своих похождениях, чтобы похвастаться, а женщины – чтобы насолить одна другой.
Между мной и девчонками пролегли световые годы. Как давно все это кончилось для меня: озорство духа, милые глупости, завораживающие свинячества. В возрасте Лизелотты кровь нуждается в адреналине, мозг – в смене впечатлений, а тело – в активном образе жизни. Я испытал настоящее облегчение: слава богу, хоть этот грех не будет камнем висеть на моей шее.
А тут еще Боб Мортимер с явным любопытством спросил меня, в чем секрет моей второй молодости? Я похолодел: вот вам и еще один звонок перед сменой декораций. Предстоит новое действие, а я не знаю не только новой роли – как будет развиваться сюжет. Недалек день, когда придется сматывать удочки. Только как же это сделать, чтобы не опоздать?
Одна и та же мысль теребила меня, как растревоженный нерв в зубе: черт с тобой, Руди Грин, но что будет с девчонками? Это ведь не кто иной, как ты, сбил их с панталыку! Ты подумал, что их ждет?
Как ни гнал я от себя чувство вины, оно было настолько паскудным, что я не выдержал и рассказал обо всем Ксане. Отношения у нас с ней сложились на редкость доверительные и интимные. И не только в постели. Ночная исповедь двух заблудших, нуждающихся в доверии душ привела к тому, что мы понимали друг друга с полуслова. Больше того – с одного взгляда. Неужели это тоже – последствия полученной мной травмы?
Ксана постаралась рассеять мои страхи:
– Руди, для каждой из нас квартет стал пробой сил. Неужели вы думаете, что, если бы не встреча с вами, мы бы не совершали ошибок?
– Может, ты и права, но это ничего не меняет.
– Уверяю вас: никто из нас ни о чем не жалеет, Мы прошли с вами настоящую школу жизни…
Позавчера она пришла на репетицию первой.
– Руди, меня ищут…
– Что ты имеешь в виду?
Я, конечно, сразу понял, о ком идет речь, но сделал вид, что никак не соображу. Хотел выиграть время и решить, как себя вести.
– Не надо, – в глазах ее был укор. – Я не о себе… Мне стало стыдно.
– Если они найдут меня, они и вас не оставят в покое…
Лицо у нее было грустным и потерянным. Но ни она, ни я не знали, что беда настигнет нас так скоро…
Ночью меня подняла на ноги телефонным звонком Лизелотта.
– Руди, она наглоталась таблеток! – Голос ее бил истерикой, как током.
– Кто? О ком ты говоришь? – взревел я, вскакивая с постели.
– Эта японская дура… Сунами!
– Когда это случилось? – Я уже лихорадочно одевался, путая рукава и никак не попадая пуговицами в петли.
– Я уже вызвала «скорую»… Погодите, кто-то стучит в дверь…
Послышались голоса и шум. Минут пять трубку никто не брал. Я орал в нее, стучал ею по столу, ругался, проклинал. В висках, словно набегающие друг на друга колеса, стучали удары пульса. Наконец я снова услышал вконец испуганный голос Лизелотты:
– Это они… Они ее взяли…
– Кто? Куда?.. Ты что, оглохла, балда?
– Санитары!
Выскочив на улицу, я стал ловить такси. Мне казалось, прошла целая вечность, пока автомобиль въехал на больничную стоянку. Выскочив из него, я подвернул ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92