«… По утрам ты пахнешь звездной чешуей, а вечерами – океаном…»
«Почему ты ушел? – стучали зубы. – Как ты мог?!»
Но он молча продолжал кричать: не голосом – словами из мертвых букв.
«Со мной произошло то, что не могло не произойти… Но все случилось раньше, чем я надеялся… Я хотел только одного: остаться в твоей памяти таким, каким ты меня увидела в первый раз: молодым и загадочным… Больше писать не могу: иначе завою во весь голос, как пес по покойнику. Твой вечно, Руди».

ЭПИЛОГ
В тот же день в клинике доктора Стронга раздался звонок. Звонила Селеста. Издалека слышался слабый детский плач.
– Что-нибудь с Розой? – спросил он.
– Нет, тебя разыскивает Дейна Джонс.
Он даже не сразу понял, кто это.
– Подруга Руди… Она искала тебя по мобильнику, но у тебя был прием и ты его выключил… Запиши номер телефона. Если можешь, свяжись с ней. Сейчас.
– Хорошо! – сказал он и, помедлив, добавил: – Вы с Розой – самые близкие и дорогие мне два существа на свете.
Это было его первое признание в любви за последние сорок лет. Селеста молчала. Но такое молчание, порой, сильнее крика. Ему показалось, он услышал то ли вздох, то ли всхлип.
Выпроводив больного, доктор Стронг попросил секретаршу никого с ним пока не соединять. Набрал номер Дейны.
– Исчез Руди, – услышал он. – Да, его болезнь обострилась. Я не могу его найти. Он оставил мне записку…
– Сделаю все, что смогу, – заверил он ее.
Несколько минут он сидел, не двигаясь, потом набрал номер Руди Грина. Сработал автоответчик.
– Это Чарли, – сказал он, – свяжись со мной, Руди. Сразу как услышишь…
Ждать долго не пришлось. Через пару минут раздался ответный звонок.
– Я тебе еще не надоел со своими проблемами?
– Бери билет на самолет и возвращайся, – сказал ему Чарльз Стронг.
Руди Грин молчал.
– Слышишь, что я тебе сказал? – прикрикнул доктор Стронг в телефон.
– Хорошо, – произнес Руди покорно.
– Я все знаю, – сказал Чарльз Стронг. – И без глупостей…
– Все случилось еще раньше, чем ты думал…
Стронг тяжело опустил локти на стол. Теперь трубку сотового удерживало только плечо, прижимающее его к уху.
– Медицина вообще – самая неточная наука в мире, Руди, – сказал он. – В ней больше ошибок, чем в любой другой. И многие из них стоят жизни… Ты боишься?
– Пожалуй, – запнувшись, ответил Руди. – Хотя это глупо, наверное. Я ведь все равно превратился бы в младенца. Или – в сперматозоид.
Стронг проглотил застрявший в горле комок:
– Где ты сейчас?
– В Пиктоне… Это – Новая Зеландия. Самый северный городок на берегу Южного острова.
– А где ближайший аэропорт?
– Через залив. В Веллингтоне. В столице.
– Паром?
– Угу, это недалеко.
– У тебя могут быть проблемы в аэропорту?
– Нет. Сохранился старый паспорт. Я выгляжу сейчас наверное еще старше, чем там, на фотографии.
Стронг потер свой шоколадный лоб с двумя вертикальными морщинами у переносицы и резко оборвал друга:
– Не смей оплакивать самого себя! И сообщи номер рейса… Я тебя встречу…
– Чарли, – спросил вдруг Руди, и голос у него дрогнул, – ты можешь устроить меня в тот дом престарелых, где умерла Роза? О деньгах не думай, они у меня есть…
– Хорошо.
– И… в ту же комнату, Чарли…
Тот помолчал:
– Постараюсь…
Дав отбой, доктор Стронг связался с миссис Паркер.
– Это вы, доктор Стронг? – приветливо осведомилась она. – Чем могу помочь?
– У меня к вам просьба, – ответил он. – И щепетильная…
Он встречал Руди наутро. Один из его пациентов – сенатор – позвонил, чтобы доктору Стронгу разрешили пройти через служебный вход. А через десять минут он увидел садящийся на взлетное поле австралийский самолет с кенгуру на фюзеляже. Прошло еще полчаса, и он встретился с Руди.
Взглянув на него, доктор Стронг виновато отвел взгляд.
– Вот я и вернулся, – криво улыбнулся Руди.
– И слава Богу, – сказал Стронг…
На следующий день он приехал в тот же дом престарелых, где пару лет назад лежала Роза Грин. Был вечер. Прием посетителей кончился полтора часа назад. Руди спал, и будить его посетитель не стал. На столе лежал заклеенный конверт, где дрожащим, старческим почерком было написано: «Доктору Ч. Стронгу, лично»…
«Дорогой Чарли! Ты поймешь меня. Во времена Гёте молодость мог вернуть только Мефистофель. В нашу эпоху ее можно купить: были бы деньги. У фармацевта – виагру и сиалис. У хирурга-пластика – подтяжку и удаление жира. Ничего не стоит уродину превратить в топ-модель. Невзрачного хлюпика – в гиганта секса. Беда только в том, что все равно фальшивку не скрыть. В поделочном камне нет блеска и притягательности драгоценного, в искусственной молодости – жара и возможностей настоящей. Увы, псевдо-Фауст – жалкое подобие Фауста. Нищая попытка казаться богачом. Резиновая кукла и вибратор вместо живой плоти.
Молодость – это, прежде всего – готовность сгорать самому и жечь других. А это проходит. Как сама жизнь. Горючее кончается, мотор глохнет. И только чувство, его могучая сила и острота, способны превратить рутину в экстаз, а соитие – в оргазм. Только оно одно стоит того, чтобы за право его испытать заплатить своей жизнью…»
Просидев возле его кровати с три четверти часа, Чарльз Стронг поехал домой.
– Звонила Абби, – сказала ему Селеста. – Будешь есть?
Стронг устало мотнул головой:
– Не влезет…
Она кивнула:
– Свяжись с ней, пожалуйста…
Он устало опустился в кресло и набрал знакомый номер.
– Абби! – сказал он, услышав ее голос. – Я с ним еще не говорил. Руди спал, когда я приехал.
– Можно мне его навестить?
Стронг пожал плечами:
– Это – твое решение.
– Думаешь, он простил нам?
– Не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92