Я же в ответ давился ненавистью и твердил:
– Он просто свинья, Роза! Дешевый самовлюбленный хряк!
Когда ей не хватало слов, она беспомощно выбрасывала свой последний козырь:
– Но ведь он не забыл нас, когда началась война. Мы выжили только потому, что он сделал нам фальшивые документы и отправил в Венгрию как своих далеких родственников…
Кроме зонтика, белых перчаток с вензелями и блеклых позументов, от него ничего не осталось. Но Роза хранила их всю свою жизнь как память о чем-то сверкающем и незабываемом.
О ее романах я знал очень мало. А может, и было их наперечет? Помню, что к нам стал наведываться советский офицер – еврей: грудь его из-за обилия орденов напоминала музейный прилавок. Но когда этот смельчак узнал, кто был в числе его предшественников, немедленно исчез и испарился: а кто, скажите, его бы упрекнул? Одно дело – скоротечное мужество в бою, другое – долгий и мучительный героизм самопожертвования.
«Роза, – звал я мысленно, словно она могла слышать. – Роза! Единственно, чем я могу перед тобой оправдаться: я в своей жизни не был счастливее тебя. Иначе я чувствовал бы угрызения совести даже еще острее…»
Внезапно в палату вошла медсестра – приземистая блондинка лет двадцати семи – двадцати восьми с цепким и оценивающе-ощупывающим взглядом:
– Так вот вы какой?! Ну-ну…
Серые, чуть подведенные глаза оценивающе задержались на мне, но не мигнули.
– А что – «ну-ну»? – веселея, спросил я.
– Ну и напугали вы Мэри…
– Кого-кого?
– Врачиху. Мэри Спирс. Она докладывала о вас на обходе. Вот уж не думала, что она способна вызвать у мужчин такую реакцию.
Блондинка все еще не сводила с меня взгляда. Только чуть позже до меня дошло, о чем она говорит.
– Это – после долгого поста или от темперамента? – облизнула она губы.
Я усмехнулся, но ничего не ответил, и она подошла поближе: поправить постель. От нее пахло гримом и чуточку – потом. Насколько это все же было приятней запаха стерильности, застоявшихся лекарств и далекого клозета. Грудь у нее была большая, объемистая и, наклоняясь, она придвинула ее ко мне очень близко.
– Эй, – сказал я, чувствуя, как исчезает тошнота и тяжесть на сердце. – Поосторожней! От такого заряда, как у тебя под кофточкой, ведь и взорваться можно…
Она снова, но уже медленно лизнула губы.
– Ты смотри, – сказала она, – какие мы пылкие…
Слова, которые мы оба произносили, были начинены сексом, как порохом. Я улыбнулся и подмигнул. Она все еще не отходила от меня.
– Так что, что-нибудь выйдет? – спросил я.
Она толкнула меня рукой, как будто я приблизился к ней слишком близко. Я в ответ медленно провел рукой по ее бедрам. Блондинка не шевельнулась.
– Как нас зовут? – спросил я протяжно.
– Лайза, – ответила она, не убирая мою руку и продолжая глядеть мне в глаза.
– Лайза… Красивое имя. И сексуальное, – добавил я.
Она усмехнулась и протянула мне маленькую тарелочку, на которой лежало несколько таблеток.
– Примешь все до последней. Ничего не оставляй, – сказала она строго.
Я послушно кивнул. Рука моя все еще лежала на ее бедре.
– Ну, виагра, я вижу, здесь не нужна, – царапнул меня ее смех. – Я еще зайду…
А я с удивлением думал: куда девались моя закомплексованность, унизительный страх и вечное сомнение? Сначала – потому что я не красавчик со страниц «Плейбоя», а потом – поскольку у меня уже тот возраст, когда молоденькая фифочка, попытайся я заигрывать с ней, сморщившись, могла бы и огорошить: а ну вали отсюда, старый козел! Я бы соврал, если бы стал плакаться, что женщины не обращали на меня внимания. Но в этом виде спорта я играл не в первой лиге.
Как это ни поразительно, но я вдруг почувствовал себя бодро и раскованно. Судя по всему, я мог теперь позволить себе то, о чем раньше и мечтать не мог.
После Лайзы ко мне в палату быстренько заскочили, щебеча, еще две сестрички. Они тоже посматривали на меня с любопытством и при этом переглядывались между собой. Меня это забавляло, и я шутил, смеялся и травил старые анекдоты…
– Руди, – сказала одна из них, – с вами весело.
– И приятно, – прибавила другая.
– А где Лайза?
– Она ушла. Но завтра ночью дежурит.
Следующим вечером Лайза заглянула в палату и, проведя по мне долгим взглядом, чуть улыбнулась:
– Ну как?
– Что – как? – ответил я вопросом на вопрос.
– Как мы себя чувствуем? – сложила она губы трубочкой.
– Очень одиноко, – пропел я в ответ.
– Ну, это поправимо, – хмыкнула она.
Около полуночи, когда освещение стало тусклым и ночным, кто-то легко дотронулся до моей руки. Я стряхнул с себя дрему и узнал Лайзу. Приложив палец к губам, она шепнула:
– Минут через десять выйдешь отсюда и пройдешь по коридору направо. Там – лестница. Спустишься вниз на два этажа. Третья дверь слева. Старайся не шуметь…
Я сделал все в точности, как она говорила. Чуть приподняв дверь, чтобы та не скрипнула, проскользнул внутрь. Там было темно и пахло бельем. Но Лайза тянула меня в темноте все дальше и дальше. Наконец, остановилась. Я ничего не видел, только чувствовал. Вот меня взяли за руку, вот – куда-то потянули, потом остановили.
– Ждал? – услышал я знакомый низкий голос.
Я не ответил. Только шумно сглотнул слюну.
– Тогда подожди еще немного. Я так быстро не загораюсь…
Света она не зажигала: по-видимому, боялась. Сначала моя рука ощутила ее грудь: крупную, податливую, ждущую. Потом, слегка подрагивая и постанывая, Лайза довела руку до своих бедер и зажала между ними. Руке стало жарко. Замерев на мгновение, Лайза чуть подтолкнула меня в бок.
– Здесь – стол, – сказала она тихо. – Осторожней…
Я ощущал на себе ее замедляющееся, в ритм движениям, дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92