По стальным артериям ферм, как сперма, изливается электричество. А напряженный взлет этажей напоминает застывшую энергию эрекции. Для меня лично Эйфелева башня – не только символ Парижа, но и подсознательный гимн мужскому мачизму.
А вот приближаясь к Манхэттену, я всегда испытываю нечто совершенно другое. Мне кажется, будто я без разрешения подглядываю в окно чьей-то спальни. Той самой, где готовится лечь в постель загадочная незнакомка…
Еще час с чем-то и через восемь месяцев после аварии я оказался в небольшой, но довольно уютной однокомнатной квартирке. Перед тем как сдавать ее новому жильцу, хозяева сменили кондиционер и вытащили вещи прежнего обитателя. О том, что он покончил жизнь самоубийством, я узнал только позже, от соседки.
Открывший мне дверь черный служитель с ключами ушел, и я остался один. Включив транзистор, я стал раскладывать в шкафу свои вещи. Когда кончил, зашел в туалет и инстинктивно взглянул в зеркало. Оттуда на меня глядел знакомый и вместе с тем незнакомый мужчина за пятьдесят. Правильные черты лица, темные, ощупывающие глаза и, что еще необычней, – куда меньшая сетка морщин, В совсем еще недавно седой шевелюре проглядывались темнеющие нити волос. Не так давно отпущенная косичка значительно подросла.
Я не привык к одиночеству, И уже через полтора часа почувствовал себя, как закованный в кандалы каторжник. Стены давили холодным безмолвием. Простуженно похрипывал кондиционер. Мне вдруг остро захотелось ощутить рядом женщину. Неважно какую, даже проститутку. Зажмуриться, вжавшись, зарыться в ее тело и ни о чем не думать. Просто ощущать рядом человеческое тепло.
Было уже за полночь. Я вышел на улицу и остановил такси.
– Куда-нибудь в ночной клуб. Лучше – попроще, – сказал я шоферу.
Тот ухмыльнулся: я не первый, кто обращается к нему с такой просьбой.
– В «Вавилон», сэр…
Ночной клуб полностью оправдывал свое экзотическое название. Публика здесь была явно второсортная. В основном – легальные и нелегальные эмигранты разных цветов и оттенков. В плохо проветренном зале пахло пивной отрыжкой, потными носками и вдавленными в переполненные пепельницы бычками от сигарет.
На маленькой сцене, раздеваясь под хриплую музыку, раскручивали бедра две стриптизерши – белая и мулатка. Белая чем-то напомнила мне Абби в ее двадцать пять. Я спросил у официанта, будут ли другие номера в программе.
– Сэр, – сказал он, взглянув на часы, – через час.
Через час я встал и прошел через кухню к черному ходу. Ждать пришлось минут пятнадцать. Увидев замеченную мною стриптизершу, я поклонился. Старомодная учтивость усмиряет самых свирепых жриц любви.
– Девушка, – обратился я к ней, – а ведь я жду вас…
Она посмотрела на меня так, что впору было отлететь на пару шагов в сторону. Но я не растерялся и состроил очаровательную улыбку.
– Думаешь, меня вот так любой мужик может в ночном клубе подцепить на ночь? В жизни нет! Я не блядь…
Ей вряд ли исполнилось двадцать пять. Но даже густой слой грима не мог испортить тонких черт лица. Волосы у нее были цвета спелой пшеницы.
– Конечно, нет, – сказал я, любуясь ею. – Вы, прежде всего – женщина, а каждая женщина – чуточку богиня.
Она посмотрела на меня удивленно и заинтригованно, но вместе с тем недоверчиво ухмыльнулась.
– Поэтому, – продолжил я клеить ее, – я хочу предложить вам посидеть со мной где-нибудь, где тепло и уютно. Я не здешний. И плохо ориентируюсь в Нью-Йорке. Просто мне очень одиноко сегодня. Вы не боитесь ночи?
Чем-то я ее купил, наверное. Она привела меня во второстепенный бар и стала нагружаться спиртным.
– Что-что, а пить ты умеешь, – покачал я головой.
– А ты знаешь, откуда я, папик? Из Польши… Слышал?
– Шопен, Венявский, Огинский, – постучал я бокалом по накрытому клеенкой столу.
– Образованный! – засмеялась она и налила себе приличную порцию бренди.
Я ухмыльнулся. Мы продолжали весело болтать.
– Ты и впрямь обаятельный, америкаша, – высосала она уже бог знает какой бокал. – Но знаешь, у меня нюх на это дело. Что-то в тебе такое непонятное. От мазурика.
– Ну, если так, – протянул я, – значит, аферисты куда привлекательней музыкантов.
Она довольно расхохоталась:
– Это ты-то музыкант, папочка? Я ведь полька, меня не проведешь…
– Вот уж не собирался, – хмыкнул я.
Ее совсем развезло. Она терлась носом о мою шею и хихикала.
– Ну, правда, кто ты, а?! Кто? – Язык у нее слегка заплетался. – Может, наркотики толкаешь? А? Не, непохоже! Шулер, что ли? Вроде тоже не… Постой, а может, ты – фальшивомонетчик? А? Говоришь – нет? Ладно! Но даже если да, – то все равно ты миляга…
Я погрузил стриптизершу в такси и отвез к себе в студию. Она была настолько пьяна и дышала такой смесью бренди и ликеров, что, уложив ее, я повернулся на другую сторону и заснул. Пьяные бабы во мне сексуальных порывов не вызывают.
Часа через полтора она разбудила меня:
– Ты что, импотент?
– Да нет как будто, – отреагировал я несколько удивленно. – Еще в себя не пришел…
– А ты приди, – зевнула она и погрозила мне пальцем: – Надеюсь, ты не извращенец. Хобот оторву…
– Не пугай, – ответил я. – Не боюсь. Но вначале пойди в душ и хорошенько почисть зубы.
Она не стала спорить. Когда она вернулась, в ее руках был цветной кондом.
– Привет, – потрепала она меня за одно место. – Что, птенчик проклюнулся?
Отработав свое, эта весталка бросила на меня удивленный взгляд:
– А трахаешься ты, папик, кто бы ты ни был, совсем не как лох, который от жены сбежал.
– Спасибо за комплимент. Даже не комплимент – панегирик.
Стриптизерша ошарашенно посмотрела на меня:
– Чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92