Кажется, она обеспокоена ее отсутствием. Сегодня Рейф передал мне записку от нее.– Лоретта написала Рейфу записку? – спросил Гейб не задумываясь.Мисс Питен-Адамс ничего не пропускала мимо ушей. Она подняла на него глаза и сказала:– Да, мисс Хоз спрашивала о пьесе. Поэтому Рейф передал мне ее письмо.Гейб молча смотрел на нее. В ее лице было изящество линий святой, некая ясная красота, какую он видел в статуях, – не в сладострастных итальянских творениях, а в изображениях аскетических северных святых. Он забыл – ей было известно, что Лоретта была его любовницей.– Могу я помочь вам переписывать текст? – спросил он, садясь рядом без дальнейших церемоний. Он был падшим человеком, готовящимся привезти бывшую любовницу в дом дворянина. Едва ли могло быть что-нибудь хуже этого.– По правде говоря, я была бы признательна за помощь, – ответила она с легким вздохом изнеможения.– Вы читайте текст, а я буду его записывать.Она принялась читать, а он – строчить все дерзкие и глупые высказывания миссис Ловейт, впавшей в истерику.– «Больше он не найдет во мне влюбленную дуру», – диктовала мисс Питен-Адамс.Гейб поднял на нее глаза и заметил, что она смотрит на него. Губы ее выражали полную безмятежность, как если бы она… она… Что? Смеялась над ним?– Она никогда и не была любящей меня дурой, – сказал Гейб, забыв о своих обязанностях. – У нас был короткий и глупый роман. И я действительно сбил ее с ног каретой, мисс Питен-Адамс.– Я не интересуюсь этими подробностями, мистер Спенсер.– Думаю, ваши глаза видят много человеческих слабостей. Верно?– У меня единственные глаза, а слабостей много, и наблюдать их приходится, – проговорила мисс Питен-Адамс с достоинством.Гейб не смог удержаться. Ему нравилось поддразнивать ее, эту самонадеянную девицу благородных кровей.– А что вы думаете о моих слабостях?В свете горящих на столе свечей Джиллиан походила на кошку.Она закрыла книгу.– Я думаю, что вы красивый мужчина, мистер Спенсер. – Рот его непроизвольно раскрылся, он так и замер. – Что вы используете свою привлекательность, чтобы добиться успеха и получать наслаждения. Если я все понимаю правильно, мисс Хоз едва ли сильно пострадала от вашего внимания, пусть даже и краткого.Гейба будто повергли наземь ударом булыжника. Мисс Питен-Адамс спокойно раскрыла книгу и прочла следующую реплику:– «Больше он не найдет во мне влюбленную дуру, как прежде».Гейб не выказал ни малейшей готовности взять в руки перо.– Я сожалею, если обременила вас своими откровениями, – сказала она. – Но предпочитаю ясность светским любезностям.– Я польщен, – пробормотал Гейб.Он снова показал себя болваном. Легкая улыбка мисс Питен-Адамс показала, что она необычная и интересная личность и в ней нет ничего от женщин, принадлежащих к лицемерному светскому обществу.– Я вас недооценивал. И не думаю, что достаточно заинтересовал, чтобы вы пытались понять меня.Гейбриел Спенсер не подозревал, что легкая улыбка, порхавшая в уголках его губ, весьма напоминает ту, которую он только что лицезрел на лице своей соседки.– Если это так, – сказала она, снова закрывая книгу, – не лучше ли мне удалиться, мистер Спенсер?– Нас никто не видит и не стережет.– Да.Она неторопливо поднялась. Он тоже встал.Гейб шагнул к ней и увидел, как широко раскрылись ее зеленые глаза, но не успел пересчитать все ее прелести, потому что она оказалась в его объятиях.Она таяла, как миссис Ловейт, а он прижимал ее к себе со всем пылом, с каким мог бы обнимать женщину сам Доримант. Но этот поцелуй, затянувшийся надолго, приведший их в угол, на софу, где его волосы оказались взъерошенными, а ее колени ослабели и превратились в желеобразную массу… Уж этот-то поцелуй не имел ничего общего с тем, которым обменивались миссис Ловейт и Доримант.Зато в нем было много от Гейбриела Спенсера, доктора теологии, отца Мэри, такого загадочного и желанного, и от мисс Джиллиан Питен-Адамс, считавшей, что никогда не встретит мужчину, который не был бы дураком.Но сама она была не настолько глупой, чтобы не признавать своих ошибок. Глава 27Имоджин узнает кое-что о брачной постели, а также о других постелях – Не могу этому поверить, – твердила Имоджин, сотрясаясь от хохота.– М-м… – промычал Рейф, выволакивая ее из театра. Она бежала за ним следом, а небольшие лужицы и остатки крема струились по ее одежде.– Я не могу явиться домой в таком виде! – сказала она, смеясь.– Вы не можете также войти в таком виде в мой экипаж, – заверил ее возница, стоявший рядом со своей коляской.Рейф выудил из кошелька соверен. Возница принял его, но покачивал головой:– Это погубит мои сиденья. Экипаж провоняет, что неудивительно. В креме есть молоко, а молоко свертывается и киснет.Рейф протянул ему еще монету.– Я довезу вас до «Лошади и грума», – сказал кучер ворчливо. – До Силчестера не поеду. На постоялом дворе вы можете обмыться. Там есть насос. .Имоджин крепко держалась за Рейфа, пока кучер расстилал на сиденьях попону. Она приняла на себя основной удар пирогом: теперь он сползал по ее левому плечу.Рейф взобрался в экипаж и протянул ей руки.– Вы будете сидеть у меня на коленях, – сказал он.С мгновение поколебавшись, Имоджин поднялась в экипаж. И конечно, ей пришлось сесть к нему на колени. Ведь он собирался прийти к ней в комнату этой ночью. Это казалось неизбежным, правильным и восхитительным, как ничто другое в ее жизни.Минутой позже она уютно угнездилась у него на коленях. Он молчал, поэтому голос подала она:– Где эта «Лошадь и грум»?– Не знаю.– Я никогда не мылась под струей насоса. А вы?Она все еще не могла прийти в себя и готова была снова рассмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96