А потом... Зачем он все-таки занялся любовью? Эа нравилась ему, но, может быть, он в помутнении рассудка наслаждался долгожданной близостью с возлюбленной Сейоко? Тогда эта внезапная мысль до такой степени ужаснула его, что он с силой оттолкнул от себя натурщицу. Он не хотел знать ответа на вопрос. Его парализовал и сделал бессильным ужас — ужас, который таился в нем самом. Он жил прошлым и потому не хотел, боялся изгнать из своей души призрак Сейоко.
Майкл не смог закончить Сюдзи Сюрикэн. Путь уходил куда-то вниз, во мрак, и Майкл не отважился продолжать его. Это можно было делать только в спокойном состоянии с незамутненным рассудком.
Подлинное растворение в мудрости мира и даже менее глубокие состояния недостижимы без полной сосредоточенности, учили его. Тревожное возбуждение — один из двух главных врагов сосредоточенности. Второй — замешательство.
Стратегия предписывала повергнуть противника в любое из этих размягчающих состояний, а в идеале — в оба. Так выигрываются и поединки, и сражения. И в деловом мире это правило действует столь же непреложно, как в боевом и военном искусстве. Просто его нужно слегка переосмыслить, распространив на бескровные битвы. Если не все, то подавляющее большинство по-настоящему преуспевающих дельцов — мастера стратегии. Сенсеи.
Майкл и об отце всегда думал, как о сенсее. Дядя Сэмми не ошибался по крайней мере в одном: Филипп обладал незаурядным умом. Быть может, он был также идеалистом и отчасти мечтателем. Ведь это он настоял на учебе Майкла в Японии. Только там, говорил он, мой сын сможет подняться до хрустальных высот кэндзитсу.
Майкл опять вспомнил о предложении Джоунаса. Чистое безумие. И все же как отчаянно хотелось бы пойти ему навстречу, попробовать поймать и вытянуть неведомую нить, которая пронизывала жизнь Филиппа Досса. Выяснить о его жизни все, что можно. И о смерти.
Майкл казался себе изгнанником, который спустя долгие годы вернулся домой и обнаружил на месте отчего крова пустырь. Он должен вернуть себе дом, вернуть отца. Ведь подсознательно Майкл всегда чувствовал в отце нечто такое, о чем не хотел знать, боялся задумываться. Но теперь, если он решит разобраться в отце и обстоятельствах его смерти, придется столкнуться с этим нечто. Иначе, подозревал он, душевного равновесия не обрести.
Майкл вернулся мыслями в Японию — страну, в которой он до поры жил со спокойной душой. Он вспомнил ночь возвращения Тсуйо из поездки к родителям Сейоко. Было уже поздно, но в комнате Майкла горела лампа.
Тсуйо вошел к нему. Майкл поклонился и произнес положенные приветствия, но только по укоренившейся привычке, не вникая в значение слов. Медленно текло время, а две фигуры со скрещенными ногами все сидели на тростниковых циновках. Тени их падали на стены и смыкались на потолке.
— Как вы могли это допустить? — Хриплый шепот Майкла прозвучал, как яростное обвинение.
В наступившей тишине Майкл повернул голову и поглядел в лицо сенсея.
— У вас на все есть готовые ответы. Скажите мне.
— Ответов у меня нет. Есть только вопросы, — ответил Тсуйо.
— Себя я тоже спрашивал тысячу раз, — горько простонал Майкл. — И на все был один ответ: я мог спасти Сейоко. — Он положил голову на ладони, потом, не выпрямляясь, сказал: — Сенсеи, мои вещи уложены в чемоданы. Я собираюсь домой.
— Непонятно, — глухо проговорил Тсуйо. — Разве твой дом не здесь?
Майкл резко распрямился.
— Что вы не понимаете? Неужели это не очевидно? — В уголках его глаз стояли слезы. — Она погибла по моей вине! Я обязан был сообразить, как спасти ее! А я не спас. И теперь ее нет больше.
— Это так. Сейоко больше нет, — Тсуйо умолк почти на целую минуту, потом продолжал так же ровно, как раньше: — Не знаю, кому сейчас горше, чем мне. Но с чего ты взял, будто повинен в ее смерти? Такова ее карма.
— Я был там! — Волнение душило Майкла, мешая говорить. — У меня оставались силы... чтобы спасти ее!
— Сил тебе хватило только на то, чтобы спастись самому, — грустно сказал Тсуйо. — И ты их использовал. Нельзя требовать от себя большего.
— Можно!.. — воскликнул Майкл.
Тсуйо пытливо посмотрел на ученика, выдержал паузу.
— Попробуй взглянуть на себя со стороны. Кровь бросилась тебе в лицо, она стучит в висках. Ты горишь, словно в лихорадке. Ты дал волю чувствам, и они затмили твой разум, подменили его горячностью. Ты не в состоянии здраво рассуждать и ясно выражать свои мысли — у тебя их нет. Горячность — ложный разум; ложный разум рождает ложные мысли. Ты лжешь себе, и ложь лишает тебя силы.
Сейчас ты в запальчивости убедил себя, что виновен и должен принять кару. Но истинный разум, пожелай ты прислушаться к его доводам, сказал бы тебе правду. Он знает, что ты неповинен в смерти Сейоко.
— О, если бы я был...
— Что «если бы»? — презрительно бросил Тсуйо. — Если бы ты был львом, то рвал бы плоть с моих костей. А если бы ты был комаром, то я протянул бы руку и прихлопнул тебя. Вздор!
— Вы не понимаете! — Голос Майкла сорвался от бессилия и досады.
Сгорбленный Тсуйо, уперев ладони в колени, озабоченно наблюдал за ним.
— Перед тем как войти к тебе, я был в ее комнате, — продолжал он. — Кто-то в мое отсутствие каждый день менял цветы в вазе. Тебе известно, кто это делал?
Майкл еще ниже опустил голову и кивнул.
— Вот теперь мне все ясно, — заключил Тсуйо, и голос его посуровел. — Дело вовсе не в чувстве вины за ее смерть. А дело в том чувстве, которое ты испытывал к живой Сейоко.
Угрюмое молчание Майкла было красноречивее слов.
— Что ж, в таком случае эта школа не принесет тебе пользы. Заканчивай свои сборы. — И сенсей поднялся на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170