– Должен вам сказать, что полотно, над которым вы работаете, уже сейчас производит сильнейшее впечатление. Оно, похоже, знаменует возврат к вашей прежней манере письма. Уверен, что картина произведет фурор в мире искусства.
Очевидно, доктор Ленц придерживался совершенно иных методик ведения допроса, нежели Кайсер.
– Спасибо на добром слове, – ответил Уитон. – Честно говоря, меня не очень заботит мнение критиков. Я их недолюбливаю. Нет, лично у меня не было с ними никаких проблем, но они жестоко обходились с работами людей, перед которыми я преклоняюсь. И этого я им забыть не могу.
– Вспомним, что говорил о критиках Уайльд! – воскликнул Ленц. – «Те, кто в прекрасном находят дурное. Люди испорченные, и притом испорченность не делает их привлекательными».
– Вот именно! – обрадовался Уитон. – Фрэнк точно такого же мнения, между прочим. И он большой поклонник Оскара Уайльда.
– Да? Ну тогда мы с ним быстро найдем общий язык. – В колонках опять зашуршало. – Мистер Уитон, по образованию я не только психолог, но и врач общей практики. Прошу простить мою бестактность... Словом, если не возражаете, я бы хотел поговорить о вашем недуге и о том, как он отразился на вашем творчестве.
– Я бы предпочел не затрагивать эту тему.
Ленц отозвался не сразу, и я готова была побиться об заклад, что он вперил в Роджера Уитона один из своих фирменных «изучающих» взглядов.
– Понимаю... – наконец проговорил он. – Однако боюсь, нам от этого разговора никуда не деться. Диагнозы, подобные вашему, ложатся на людей тяжким грузом и могут вызывать весьма резкие психологические перемены. Мне необходимо в этом разобраться. Тем более что вы художник, а художники – особые люди. Вам известно, например, что Пол Кли также страдал склеродермией?
– Да, и это наложило серьезный отпечаток на его работы.
– Я вижу у вас на руках перчатки. Скажите, переезд на юг как-то сказался на течении вашего заболевания? В лучшую сторону, я имею в виду?
– Отчасти, но за это я скорее должен быть благодарен не местному климату, а руководству университета. С некоторых пор, подписывая любые контракты на чтение лекций, я отдельным пунктом указываю необходимость заглушки всех имеющихся в помещении кондиционеров. В Новом Орлеане жарко и без кондиционеров никуда, но руководство пошло мне навстречу.
– Неудивительно. Все-таки вы весьма известный и уважаемый человек.
– В узких кругах, – хмыкнул Уитон. – Впрочем, пальцы все равно немеют. И довольно часто.
– У вас уже наблюдаются органические повреждения кожи на руках?
– Повторяю, я предпочел бы не обсуждать детали...
– Чем скорее мы покончим с этой частью нашей беседы, тем легче вам будет, мистер Уитон. Я ведь не забавы ради спрашиваю, вы меня тоже поймите. Вы наблюдаетесь у местных врачей?
– Я лишь однажды навестил отделение ревматологии Туланского факультета медицины. И, если кратко, не был впечатлен.
– Кстати, о факультетах медицины. Вас ведь звали к себе и другие университеты. Наверняка среди них были и те, где лечение подобных заболеваний поставлено более серьезно. Вам не приходила в голову эта мысль?
– Куда бы я ни поехал, я нигде не нашел бы избавления. Эту болезнь не лечат. Максимум, на что я могу рассчитывать, – всевозможные полумеры, тормозящие ее развитие. Если вы врач, вам это должно быть хорошо известно. Так что не тешу себя напрасными иллюзиями. Жить в уединении и работать – вот все, что мне нужно.
– Понимаю. В этом году вы уже проверяли функции своих внутренних органов?
– Нет.
– Анализы крови?
– Нет.
– Вам известно, что повышенное давление, скажем, может свидетельствовать в вашем случае о...
– Не держите меня за идиота, доктор. Мне все известно. Я еще раз прошу вас избавить меня от этого разговора. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на обсуждение своей болезни.
Я с трудом перевела дыхание и поерзала на тесной скамейке. Мне было жалко Уитона, а в душе поднималось глухое раздражение на Ленца.
– Сколько можно? Неужели так необходимо мучить его своими дурацкими вопросами? – прошептала я.
– Мне кажется, Артур что-то почуял, за что-то зацепился, – ответил Бакстер.
– Не понимаю, из чего вы это заключили.
– Когда у человека диагностируют смертельную болезнь, это бьет по его психике с такой силой... И последствия могут быть самыми разными. Известны случаи, когда смертельно больные люди начинали мстить здоровым...
– Как врач, я вам со всей ответственностью заявляю, что в последнее время ученые, занимающиеся склеродермией, серьезно продвинулись в своих изысканиях, – продолжал Ленц. – В Сиэтле, например, отработана методика...
– Я слышал об этом, – нетерпеливо перебил его Уитон. – Я слышал об этом, доктор...
– Ленц.
– Дорогой доктор Ленц, повторяю, я полностью осознаю свое положение. Осознаете ли его вы? Я художник. У меня нет семьи. У меня нет ничего в жизни, кроме моей работы. И я буду работать, пока руки еще повинуются мне. А когда умру, все это... – короткая пауза, словно Уитон показывает что-то Кайсеру и Ленцу, – останется жить после меня. Мне этого достаточно. О многих людях мир забывает еще до их физического исчезновения. Мне же повезло.
В комнате в очередной раз воцарилась тишина. Словно в церкви после особенно страстного пассажа проповедника.
– Эй, вы там... – пробормотал Бакстер, напряженно глядя в пустоту перед собой. – Зовите Джордан!
– А теперь я хотел бы перейти... – раздался в колонках голос не желавшего униматься Ленца, но его тут же перебил Кайсер.
– Прошу прощения, мистер Уитон, – проговорил он. – Не пойму, куда подевался наш фотограф! Она должна была появиться еще десять минут назад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160