Понял?
– Ну?
– Ты мне не нукай, а отвечай вежливо, Леон, я тебя пока по-хорошему прошу. Последняя картина ушла с молотка за миллион с лишним.
– Ни хрена себе! И ты хочешь сказать, что я похож на парня, который только что срубил миллион?
– Твои картины дышат агрессией и насилием, – заметил Ленц.
– А это еще что за хрыч?
– Это доктор Артур Ленц, – пояснил Кайсер. – Будь с ним вежлив, иначе я тебе сделаю больно. А потом отправлю прямиком в «Синг-Синг» с чемоданом вазелина за пазухой. Там он тебе пригодится.
Гейнс на это ничего не ответил.
– Художник, создавший эти творения, забыл подписать их. Но на самих холстах мы кое-что обнаружили – собольи щетинки от кисточек, которыми он писал эти картины. Кисточки очень хорошие и очень редкие. Ну, понимаешь теперь, о чем я?
Пауза.
– Так это те кисти, которые Уитон заказывал для нас? – наконец отозвался Гейне.
– Те самые, Леон, те самые.
– Ты хочешь сказать, что эти щетинки привели вас прямиком ко мне?
– Именно это я и говорю, Леон. Если нам понадобится, один-единственный волосок, взятый с лобка портовой шлюхи, приведет нас прямиком к твоему члену. Ты не сомневайся в наших возможностях, Леон, не надо. Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Время на размышления по каждому – пять секунд. Не уложишься, пеняй на себя.
Гейнс молчал.
– Где ты был три дня назад после открытия музея?
– Здесь.
– Кто это может подтвердить?
– Линда! – заорал Гейне, да так, что микрофон у Ленца зафонил и мы с Бакстером невольно поморщились.
Затем послышались шаркающие шаги и голос Кайсера:
– Мисс Напп?
– Вы кто? – раздался хриплый женский голос.
– Я из ФБР. Постарайтесь припомнить, где...
– Скажи этим двум, что мы после открытия музея сразу завалились сюда! – перебил его прошедший большую тюремную школу Гейнс. – Они мне не верят!
– Черт, вот сволочь... – тихо выругался Бакстер.
– Так и было! – громко заявила женщина. – Мы вернулись домой. Я там еле высидела, в этом музее. Все эти восторги насчет их художественной мазни не по мне. Мы пришли сюда и были тут всю ночь.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил Кайсер.
– Она уже подтвердила, чего тебе еще надо! – крикнул Гейнс. – Мы трахались всю ночь как кролики и свидетелей не звали!
– М-да... – проговорил Кайсер.
Ему было нечем крыть.
– Умница! Давай вали отсюда, – похвалил Гейнс свою подружку за играючи состряпанное алиби.
– Думаешь, ты провел меня, Леон?
– Не понимаю, о чем ты.
– Хорошо, пока это оставим. Расскажи мне о Роджере Уитоне.
– А что тебя интересует?
– Как тебя занесло к нему в аспиранты?
– Роджер – настоящий мужик!
– Не понял.
– Он делает свое дело, и ему плевать, что об этом думают другие. Это его девиз по жизни. Он всегда таким был. Поэтому у него теперь до хрена денег и славы.
– Тебе тоже хочется денег и славы, Леон?
– А что, нельзя?
– Тебе нравится Уитон?
– Он не баба, чтобы нравиться. Пашет как лошадь. Уважаю.
– Уважаешь, говоришь?
– Да, уважаю! – с вызовом ответил Гейне. – Он медленно подыхает от своей болячки, но уперся рогом, пашет и не ноет! Ты видел эту его последнюю вещь? Во весь зал?
– Видел.
– Над такой работой здоровый мужик загнется, а он зубами скрипит, но дело делает. А ты знаешь, что ему уже трудно шевелить ластами? У него там проблема с суставами или еще хрен знает с чем... как это, черт, называется-то...
– Мы поняли, – успокоил его Ленц.
– Ну и отлично. Он лезет на эту свою стремянку каждый божий день! И торчит на ней часами! Неподвижно! Это сдохнуть можно, я тебя уверяю! Куда там Сикстинской капелле! У Микеланджело были нормальные строительные леса, он лежал себе на спине и поплевывал в потолок. А у Уитона стремянка! И пальцы-светофоры! Сначала бледнеют, потом синеют, а потом вообще чернеют! Кровь до них не доходит или что там еще... И когда это происходит, он не может ими пошевелить, вообще ни хрена не может. Сидит себе, как сова на ветке, и пережидает, а потом снова за работу. Вот такой мужик!
– Полагаю, заслужить твое уважение не очень-то легко, – заметил Ленц.
– Тут ты прав, старик. Я слышал, что Роджер много всякого дерьма повидал за свою жизнь. Особенно во Вьетнаме. Он извлек уроки и может передать это все другим. На своем личном примере.
– А Фрэнк Смит? – вдруг спросил Ленц.
Мы с Бакстером переглянулись, услышав в колонках странный звук, и в конце концов пришли к единому мнению: Гейнс смачно сплюнул.
– Я так понимаю, что Смит тебе не по душе.
– Фрэнки богатенький ухоженный мальчик. У него такая походка, это надо видеть, клянусь! Как будто в заднице слоновий член! И когда он открывает рот, я затыкаю уши!
– А его картины?
Гейне презрительно загоготал.
– Эти голозадые пидоры? Ну, кому как! Я лично смотреть на них не могу, блевать охота. Ты-то сам видел хоть одну его картину? Он копирует старых голландцев, чтобы это не выглядело такой уж откровенной порнухой, а потом впаривает за большие бабки богатым пидорам из Нью-Йорка, я-то знаю! Неплохо устроился! Я бы тоже так пожил, но у меня просто рука не поднимется писать такое дерьмо. Я вообще не понимаю этих ребят, которые ловят кайф от того, что им в задницу забивают кол. Хотя, старичок, может, я не прав, а?
– А что ты скажешь о Талии Лаво? – терпеливо продолжал Ленц.
Снова пауза, словно Гейнс собирался с мыслями.
– Аппетитная сучка, – наконец выдал он, – но на любителя. Если тебе нравятся черные, подойдет в самый раз. Мне, кстати, нравятся. Причем, обрати внимание, она сама на черную не похожа, но я тебе клянусь – в ее жилах течет негритянская кровь! Впрочем, я лично не возражаю. Чем темнее ягода, тем слаще сок, правильно говорю?
– А ее картины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160