– Твоя взяла... – шепнула я.
– Ты готова?
– Да, только не торопись.
Он медленно вошел в меня, крепко обхватив руками за талию, и я задохнулась. Выждав паузу, Джон начал движение. Сначала медленно, потом все быстрее и глубже. Он окружил меня собой, своим запахом, тяжестью своего тела. В последний раз полноценный секс был у меня почти год назад, и сейчас я чувствовала себя человеком, который впервые после долгих месяцев комы начал постепенно приходить в себя, самостоятельно дышать, узнавать окружающих... Жажда принадлежать и обладать, ощущение своей хрупкости и невиданной силы – все это подарили мне объятия его сильных рук и напор, мощный, неостановимый, вытеснивший из головы все мысли, кроме одной: это Джон, он со мной, он во мне...
И все же я видела, как он сдерживается. Боится придавить меня своей тяжестью. И, задыхаясь, проговорила:
– Я не китайская ваза, Джон...
– Я знаю...
– Ты вспомнил, что я рассказала Талии. Не думай об этом!
Он замер и, отдышавшись, произнес:
– Ты сама сказала, что такое не забывается.
– Я все помню, но не позволю этому взять власть надо мной. Никогда. Не бойся.
– Я не боюсь за себя. Я боюсь за тебя. Ты как бабочка в моих руках. Страшно даже дохнуть.
– Ах вот ты как!
Я обхватила его руками за бедра и с силой притянула к себе. Раз он боится, я сделаю это за него!
– А Ленц рассказывал тебе о моем романе с учителем?
– Нет. Но я просматривал его записи и кое-что там видел.
– Ленц давал тебе читать свои записи?
– Они были доступны, лежали на столе у Боулса. Я глянул, как и все.
– Любишь совать нос в чужие дела?
– Я следователь ФБР, это моя работа.
– И что ты там вычитал?
– Если поступки человека никому не приносят вреда, он вправе так поступать.
– Отлично. Так вот знай – я его любила!
– В таком случае мне жаль, что все это так закончилось.
Как ни смешно, но мы разговаривали и одновременно занимались любовью, все наращивая и наращивая – по моей инициативе – темп.
– А знаешь, что меня больше всего привлекало в тех отношениях?
– Не знаю! Что?
– Наутро я шла в школу и вместе со всеми слушала его уроки. И все слушали. Но для них он был учитель, а для меня мой мужчина! Я сидела за партой, храня его запах, и мое тело еще помнило его ласки. Я сидела и знала, что принадлежу ему.
– Это не ты говоришь. Чтобы военный фотограф Джордан Гласс кому-то принадлежала?..
– Ты хорошо меня изучил. Да, я независима и всегда гордилась этим. Но знаешь, что я тебе сейчас скажу?
– Что ты мне сейчас скажешь?
– Тогда я хотела принадлежать ему. А теперь знаешь что?
– Что, черт возьми?!
– А теперь я хочу принадлежать тебе! Хочу носить на себе твой запах, хочу, чтобы мое тело помнило твои ласки!
– Джордан...
– Я хочу, чтобы ты сделал меня своей, как тигр, который помечает территорию, а потом покрывает на ней свою самку!
– О, Джордан...
Своей цели я достигла. Он сорвался и забыл о том, что я бабочка. Сразу и начисто. Взревев, прижал меня к себе так, что у меня перехватило дыхание. Я поймала взгляд его широко раскрытых глаз. В ту секунду, когда его наслаждение достигло пика, он отчаянно пытался объять меня взглядом и постичь мою сущность. Глупый... Во мне надо копаться годами, чтобы понять хоть что-то.
– Теперь ты знаешь? – лихорадочно, срывающимся голосом шептала я. – Ты понял меня так, как я понимаю тебя? Я давно большая девочка, Джон! И делай со мной что хочешь!
Джон врезался в меня, словно линкор на боевом ходу. Он позабыл и обо мне, и о своей ноге и подчинялся сейчас только физиологическому инстинкту. Я и не представляла, что в меня можно войти так глубоко и полно... Настольная лампа, спокойно стоявшая до этого в метре от нас, рухнула на пол. Плевать! Я вцепилась руками в матрас, и в следующее мгновение развязка пришла к нам обоим. Это было потрясение такой силы, что после него, казалось, человек не способен остаться в живых. Но на самом деле он просто рождается заново.
– Господи, Джордан...
– Да, вот именно.
– Ты волшебница...
– Не преувеличивай.
– Тебе понравилось?
– Точно так же, как и тебе. Думаешь, я всех мальчиков удостаиваю подобным обхождением?
– Не знаю.
– Теперь знаешь – никого кроме!
Он улыбнулся:
– Я люблю тебя, Джордан.
– А, не придумывай! Просто у тебя шок.
– Наверное, это шок. Такого я не испытывал с тех самых пор...
– С каких же, интересно?
Он как-то растерянно заморгал.
– Со времен Вьетнама.
Я вдруг протрезвела.
– Ты спал с вьетнамскими женщинами?
– Все с ними спали.
– И как они? Красивые?
– Не все.
– Они какие-то особенные?
– Что ты имеешь в виду? В постели?
– Да, но не только. Не знаю... Помнишь, что говорил о них де Бек? Помнишь эту его Ли? Ты влюблялся в таких, как она?
Он смотрел в потолок, но видел там явно больше, чем я.
– Многие влюблялись. А здесь принято находить этому слишком простые объяснения. Мол, все происходило потому, что там не было других женщин. Или местные были доступнее. На самом деле это не так. Я не говорю о городских девушках, которые дневали и ночевали в барах Сайгона. С ними все понятно. Я говорю о других, не успевших вкусить плодов западной цивилизации. В них не было ничего искусственного. Они были в чем-то гораздо целомудренней американок. И в то же время гораздо более открытыми. Тут не захочешь, а влюбишься. Я знал одного парня, который ради такой вот девушки дезертировал из армии.
– И со мной ты почувствовал то же, что и с ними?
– Нет, с тобой все иначе. – Он коснулся моей щеки. – Ты вспомнила об отце?
– Да...
– И думаешь, он мог бросить тебя ради...
– Нет! То есть... я не знаю... наверное, мог...
– Но я не твой отец, Джордан.
– Я знаю. Ты похож на тех, кого он фотографировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160