– Выходит, раньше Уитон – я уж молчу про остальных – этими кистями не пользовался?
– Выходит, так. Мы зададим ему этот вопрос. А пока пойдем дальше. Я мог бы рассказывать вам об Уитоне еще битый час, но мне не терпится перейти к нашему следующему подозреваемому, уж больно он примечателен! – Бакстер скомандовал в трубку: – Том, давай сюда второго.
Фотография Уитона сменилась Гейнсом. Да, рожа такая, что, увидев на улице, перейдешь от греха на противоположную сторону. Какие-то безумные глаза, мятое лицо, спутанные сальные волосы, грубая щетина, да к тому же еще и сломанный когда-то нос! Я и представить себе не могла, как этот тип рисует картины, стоя перед мольбертом.
– Леон Айзек Гейнс, – объявил Бакстер. – Вместо предисловия я вам вот что скажу, ребята: если бы мне пришлось выбирать из всей четверки, я выбрал бы этого красавца. Не колеблясь. Судите сами: родители – алкоголики, а отец еще и сидел в «Синг-Синге» за совращение несовершеннолетнего.
– Мальчика? – быстро спросил Кайсер.
– Девочки.
– Какого возраста?
– Четырнадцати лет. Леон все детство и юность провел между улицей и колонией для малолетних преступников. В его раннем послужном списке значатся кража со взломом, хулиганство с нанесением телесных повреждений и так далее. Кроме того, он отбывал срок за поджог.
Кайсер удовлетворенно хмыкнул, и я знала почему. Поджог, совершенный в детстве, – один из трех классических признаков, по которым можно впоследствии вычислить маньяка. Поджог, недержание мочи и жестокость по отношению к животным. Это я хорошо запомнила, год назад проштудировав учебник по криминалистике.
– И над кошками он тоже измывался, – словно прочитав мои мысли, сообщил Бакстер. – В двенадцать лет закопал котенка в песок так, что наверху осталась одна голова, а потом проехался по этому месту газонокосилкой.
– Господи... – прошептала я.
– А как насчет энуреза? – осведомился Кайсер.
– Так глубоко мы еще не копнули. Родителей не спросишь. Обоих давно нет на свете, да я и не думаю, что его мамаша особенно озаботилась бы недержанием у сыночка. Впрочем, мы поднимем медицинские архивы в Куинсе. Для очистки совести. – Опять шуршание бумаг. – Как я уже сказал, Гейнс дважды навещал «Синг-Синг»: один раз за драку с отягчающими, второй за изнасилование.
– Хорош! – веско изрек Боулс.
– С бандитскими группировками на воле у него вроде бы связей не было, но он участвовал в бунте заключенных в «Синг-Синге». Мы сейчас пытаемся разыскать его бывших сокамерников, разослали людей во все концы, чтобы они их допросили. Примечательно, что до своей первой ходки в «Синг-Синг» в семьдесят пятом Гейнс ни разу не брал в руки кисть для рисования. Зато как взял, так уже больше и не выпускал. Его мазня произвела на начальника тюрьмы столь сильное впечатление, что тот показал ее в Нью-Йорке нескольким торговым агентам.
– И что они?
– А они начали потихоньку продавать Гейнса коллекционерам. На свою вторую ходку он пошел уже не оборванцем. Его судьба чем-то схожа с судьбой Джека Эббота Джек Эббот – американский писатель, отсидевший срок за убийство, автор нашумевшего бестселлера «Во чреве зверя: письма из тюрьмы».

. Во всяком случае, на тот момент он был, пожалуй, единственным обитателем «Синг-Синга», которым живо интересовалось все нью-йоркское арт-сообщество.
– Тогда-то Уитон впервые и услышал про Гейнса, не так ли? – предположил Кайсер.
– Трудно сказать. Имя Уитона в связи с нью-йоркским периодом в жизни Гейнса как раз нигде не всплывает. Уитон всегда был отшельником, чурался других художников и не входил ни в какие тусовки. А когда заболел, и вовсе замкнулся, окончательно прервав все сношения с внешним миром. Если не считать, конечно, переписки с личным агентом. В Новом Орлеане Уитона поначалу зазывали всюду – куда там! Порой он даже не удостаивал людей ответом. Ректор, кстати, не в восторге от такого поведения Уитона.
– В какой манере Гейнс пишет? Что будит его вдохновение? – спросил Кайсер.
– Начинал он, понятное дело, с тюремных сценок, а теперь рисует своих подружек. Исключительно. С кем спит, ту и пишет. Насколько нам удалось выяснить, он постоянно избивает своих женщин, и они часто меняются. И самое интересное для нас: на своих картинах он часто отображает сцены избиения. Эксперты называют его сюжеты жестокими.
– Интересно, какой конкурс был среди желающих стать аспирантом у Уитона?
– Шестьсот человек на три места.
– Ничего себе! И как же вышло, что он взял именно Гейнса?
– Хороший вопрос. Зададим его завтра самому Уитону.
Кайсер взглянул на Бакстера с вызовом.
– Надеюсь, я буду вести допрос?
– Не забегай вперед, Джон, давай сначала разберемся со всеми подозреваемыми.
Кайсер и Ленц быстро переглянулись.
– То есть можно сказать, что Гейнс пишет серию картин на один сюжет? – спросила я. – Как и Уитон со своей поляной?
– Да, но у двух других аспирантов тоже есть постоянные темы, – проговорил Ленц. – Я бы даже предположил, что серийность была одним из критериев, по которым Уитон осуществлял выбор среди абитуриентов. В одном из интервью он обронил, что лишь глубокое и длительное погружение в одну тему способно помочь художнику в итоге «докопаться до истины».
– Можно подумать, он сделал великое открытие, – фыркнул Боулс. – Только пятьдесят центов способны помочь тебе выпросить у кофейного автомата чашечку черного кофе с сахаром!
– Согласен, – кивнул Бакстер. – Но какие бы банальности он ни говорил, а ему платят за картины большие деньги. Это факт...
– Сколько?
– Последняя ушла за четыреста тысяч.
– У «Спящих женщин» совсем другой порядок цифр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160