– В каком смысле?
На потолке в углу виднелся резко контрастирующий с окружающей стерильностью потек. Выходит, крыша тоже «выставочная». Вот тебе и идеальный дом.
– Отец работал себе и работал. Многие его знали, но мало кто видел. Если так можно выразиться, он был гораздо менее реален, чем те, кого он фотографировал. А он умел передавать на снимке краски жизни. Говорят, что и мне это удается. Мы с отцом рассказываем всему миру о живых людях, о которых мир ничего не узнал бы без нашей помощи. Я подчеркиваю – о живых. Наши снимки не дарят и никогда не дарили этим людям вечность, как любят говорить критики. Солдаты сами делают то, что дарит им вечность в человеческой памяти. Они делали эти двадцать лет назад, когда среди них находился мой отец. И десять и пять лет назад, когда среди них находилась я. Боюсь, Джон, что где-то они делают это и сейчас. Только не думай, что я сумасшедшая.
– Я и не думаю. То, что произошло со мной много лет назад во Вьетнаме, я до сих пор ношу в своем сердце. Сказать, почему у меня никогда не диагностировали так называемого посттравматического синдрома войны? Потому что «пост» означает «после». А я ни дня в своей жизни не прожил «после Вьетнама». Он по-прежнему со мной. Я просыпаюсь с этим каждое утро и каждую ночь засыпаю. Иногда почти забываю о своем Вьетнаме, иногда чувствую его присутствие особенно остро. Но он всегда со мной.
– Скажи по правде, Джон... Только не криви душой и не жалей меня. Ты думаешь, мой отец каким-то образом замешан в этом?
– Нет, я так не думаю, – тут же отозвался он, глядя на меня совершенно спокойно.
– Ты же высказывал раньше всякие предположения...
– Следователям свойственно строить версии и гипотезы. Даже самые фантастические. Особенно когда прямых улик в деле раз-два и обчелся. Их и сейчас не так много, но все же полагаю, что твой отец тут ни при чем. Разве только он как-то связан с де Беком...
– Ты всерьез думаешь, что он как-то связан с де Беком?
– К счастью или к несчастью, но у меня нет доказательств. Даже косвенных.
– А тогда почему ты считаешь, что мой отец ни при чем?
– Печенкой чувствую.
Я положила теплую ладонь ему на живот.
– Печенка как печенка... Как она может что-то подсказывать?
– Ты остришь. Значит, для тебя еще не все потеряно.
– Когда тебе больше ничего не остается, кроме как смеяться или плакать, лучше смеяться. – Я нежно погладила его по животу. – Может, поспишь немного?
– Не могу, – покачал он головой. – Пока есть шанс – или пока мы думаем, что он есть, – спасти Талию, я не усну. У меня такое ощущение, что я еще не скоро смогу заснуть.
– Хочешь кофе?
– Хочу.
– А поесть? У тебя найдется что-нибудь в холодильнике?
– А ты хочешь сказать, что умеешь готовить?
Я рассмеялась.
– Я, конечно, не шеф-повар, к тому же мне в жизни слишком часто приходилось питаться из котелка, но я выросла в Миссисипи, а значит, какие-то элементарные вещи делать умею.
– У меня, кажется, есть куриные грудки. В морозильнике.
– А рис? Лук и все такое?
– По идее должно быть.
– Вот и хорошо.
Я чмокнула его в подбородок и спрыгнула с кровати.
– Не в службу, а в дружбу, Джордан, принеси мне сюда снимки «Аргуса».
– Вообще ты мог бы с этим и повременить. Впрочем, ладно, принесу.
Я отыскала толстый коричневый конверт и отдала его Кайсеру, который уже полусидел в постели, откинувшись на мягкие подушки.
– Это ведь далеко не первая порция снимков, выданных «Аргусом», которую ты просматриваешь?
– Воистину не первая. Но пока я лишь даром тратил время. Они постоянно перенастраивали программу, пытаясь улучшить качество цифрового анализа. Помню, я просмотрел двадцать снимков одного и того же лица, прежде чем смог угадать в нем – смутно, конечно, – черты одной из «спящих женщин».
– Тогда работай. Курица с рисом и бисквиты будут тебе наградой.
Я вернулась на кухню и, открыв холодильник, принялась изучать его содержимое. Быстро разморозив куриные грудки, я сполоснула их под проточной водой и уже собралась было ставить на огонь, как вдруг из спальни донесся голос Джона. И в нем было нечто такое, что заставило меня вздрогнуть. Бросив все, я поспешила к нему. Перед моим мысленным взором тут же возникла ужасная картинка... Джон сидит на кровати весь синий... Бурный секс привел к тому, что тромб оторвался от раны и двинулся к сердцу...
– Я знаю эту женщину! – торжествующе вскричал он, размахивая перед моим лицом листком с распечаткой «Аргуса». – Клянусь дьяволом, мы с ней встречались!
– Где? – Я забрала у него листок и тоже вгляделась в лицо. Молодая блондинка. Совсем-совсем юная, лет восемнадцати. Удивительное сочетание уже взрослого взгляда и все еще по-детски нежных черт лица. – Это одна из наших жертв?
– Нет. Я видел ее много лет назад. В Квонтико.
– Вы с ней были знакомы?!
Он нетерпеливо покачал головой:
– Да нет. Каждый год к нам на стажировку приезжают полицейские из городских управлений и управлений штатов. Но это не столько стажировка, сколько практические консультации. Как правило, у каждого визитера припрятано в рукаве одно-два дела, с которыми он никак не может справиться. Ограбление или убийство. Дело может быть старым, даже закрытым, но полицейский просто не в состоянии выкинуть его из головы и потому везет к нам. Очень часто речь идет о двух-трех убийствах, похожих на серию. Так вот один из полицейских показал мне эту женщину. Ее фотографию.
– Полицейский тоже приехал за консультацией или был из Нового Орлеана?
– То-то и оно, что приехал. И, кажется, из Нью-Йорка. Дело, о котором он рассказывал, очень старое.
Я прерывисто – от внезапного возбуждения – перевела дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160