Видит Бог, у меня не хватило бы духа подойти к этому оскалившемуся чудищу. — Склонив голову набок, он почувствовал, что тонет в бездне ее удивительных глаз. — Конечно, если бы на вашем месте был мужчина, он разорвал бы ему горло.
С долгим стоном Немо перевернулся на другой бок и стал кататься в пыли, громко сопя, пытаясь почесать спину. Потом, устав, он повернулся кверху брюхом, расслабленно подняв полусогнутые лапы, и смотрел на С.Т., высунув язык, с настоящей улыбкой, как умеют улыбаться счастливые собаки.
— О! Конечно, ты так бы и поступил. — С.Т. сделал знак, подавая резкий сигнал волку. — Поднимайся, лентяй, здесь же дама. Давай, давай, отправляйся. Пойди принеси нам фазана.
Немо тут же перевернулся и вскочил на ноги. Большими прыжками он понесся к воротам, опустив нос к земле в поисках следа дичи. При его приближении утки снова возбужденно закрякали, но вскоре успокоились. Немо никогда не позволил бы себе гоняться за ними без разрешения хозяина.
— Это просто чудо, — сказала она, глядя вслед волку. — Как вам удалось его так воспитать?
С.Т. почесал ухо.
— По правде говоря, он вряд ли принесет нам фазана, — признался он. — Скорее всего зайца. — Он искоса взглянул на нее. — Не хотите ли — могу я пригласить вас — остаться? К обеду?
Брови ее опять сдвинулись, и сердце у него упало. Но она только сказала сдержанно:
— Да.
Он перевел дух, стараясь, чтобы его улыбка не выглядела уж очень глупой и довольной. Он чувствовал себя с ней так же неуверенно, как Немо. Прошло много времени… очень много времени. Было бы неудивительно, если бы оказалось, что он совсем разучился вести себя в таких случаях.
Если бы только она не была так дьявольски великолепна! Его горло пересохло, и внутри все горело от простого взгляда, брошенного на нее.
— Вы совсем не такой, как я ожидала, — внезапно сказала она. Брови ее вопросительно выгнулись от возникшего подозрения. — Вы и вправду Сеньор Полуночи?
Улыбка С.Т. погасла. Не отвечая, он повернулся и пошел обратно к мольберту. Сняв раму с натянутым холстом, он осторожно прислонил ее к стене, а потом сложил мольберт и собрал баночки с краской. Он отнес все в дом, затем вернулся за холстом, не глядя на нее. Внося в дверь незаконченную картину, он увидел, как длинная вечерняя тень гостьи медленно следует за ним.
Она остановилась в оружейной комнате. С.Т. один проследовал на кухню. Пинком зашвырнув пустой мешок из-под ног под стол, он поставил раму на пол, а сам занялся растопкой очага, чтобы немного прогреть сырые каменные стены. Когда он вернулся в оружейную комнату, она все еще стояла перед портретом Харона.
Скрестив руки на груди, С.Т. оперся спиной о дверной косяк. Он взглянул на нее, а затем перевел глаза на носки своих сапог.
— Извините, — сказала она немного с вызовом.
— За что? Я не виню вас за то, что вы мне не поверили. Не очень-то я теперь похож на Робин Гуда, верно?
Ее голубые глаза холодно изучали его. Она снова обернулась к картине.
— Он у вас здесь, в конюшне?
— Он мертв. — С.Т., оттолкнувшись от двери, вышел, оставив ее одну. Он вернулся в кухню. Сдвинув на край стола перепачканные краской тряпки и книги, он схватил луковицу и стал рубить ее тупым ножом.
Но услышал, как она вошла — он стоял так, что его здоровое ухо было обращено к двери. Он взглянул на нее и с горечью подумал, как было бы хорошо, если бы она была менее привлекательна. Но она была прекрасна, тоненькая, стройная, с черными ресницами и высокими четко очерченными скулами. Небрежно проводя рукой по гипсовой отливке, она то и дело взглядывала на него — и этот взгляд сулил ему неизбежную гибель.
И самое главное, это получалось у нее совершенно неумышленно, что было совершенно очевидно. Она была разочарована, он разочаровал ее, оказавшись не таким, как обещала легенда. То, что испытывал он, — томление страсти, сжимавшее грудь и больно отзывавшееся в сердце… что же, это была его печаль. Его собственная слабость.
Женщины. Он с силой ударил ножом по луковице. Неудивительно, что бедный Немо был от них великом ужасе. Три проклятых года в одиночестве. Он готов был упасть перед ней на колени, прижаться к ней лицом и умолять позволить ему любить ее.
Он подумал о Хароне, о бессловесной преданности животного: теплое дыхание у самого уха — когда он мог еще слышать обоими ушами, — глухой звук удара копытом о сырую землю родной Англии, оберегающий сон хозяина, — все спокойно, все тихо, охрану несет несравненно более чуткий страж чем человек, чьи прямота и честность всецело вверены мудрости хозяина.
От лука глаза его повлажнели. Сжав зубы, он бросил неровные куски в горшок. Даже не глядя, он чувствовал ее присутствие. Она ярким факелом ворвалась в холодный хаос его жизни. Он подумал о том, какое слепое безрассудство может потребовать от него совершить эта искусительница, — что у него осталось, что она может захотеть отнять. Его картину. Немо. Его жизнь. Перечень получился длиннее, чем он ожидал.
— Что вы хотите от меня? — резко спросил он.
Она смотрела на неоконченную картину, прислоненную к хлебному ящику.
— Я уже говорила вам.
— Вы хотите учиться фехтованию?
Она кивнула.
Он взмахнул рукой, все еще сжимавшей нож, указывая в угол комнаты.
— Вот шпага. Пара пистолетов. Берите, что вам нравится. — Он вонзил нож в стол. — Больше я ничем не могу вам помочь.
Она неотрывно смотрела на него. С.Т. решил не обращать на нее внимания. Взяв бадью, он вышел из дому, наполнил ее водой у выложенного камнем колодца и, вернувшись, наклонил ее над горшком. Вода хрустальной струей ударилась о чугунные стенки.
— Это потому, что я не мужчина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131