Он не пошел. Он не мог. Он вернулся в горы, пытаясь убедить себя, что произошла ошибка, что все это был только сон, что вот он проснется, а в ногах кровати, безмятежно свернувшись лохматым клубком, спит Немо.
А она… поделом ей, подумал он. Она получила то, что заслужила, отказавшись от его защиты, которая, конечно, была не такой, как раньше, но уж, конечно, он легко мог справиться с каким-то щеголем в канареечных обтянутых штанах. Она получила то, что просила, когда носилась по всей стране в мужской одежде: аристократ — убийца с противоестественными наклонностями воспользуется ею, обесчестит, а затем выкинет труп воронам.
Он откинул голову в отчаянии. Звук родился в глубине его горла, низкий стон печали и одиночества, вылившийся в долгую ноту, которую он перенял у Немо в те дни, когда они сидели рядом на ступенях замка, наполняя тишину лунной ночи песней волков. Он надеялся, что его услышат цыгане; он надеялся, что его услышат горожане, странствующие торговцы, жители деревушек, он надеялся, что его услышит Сад. Он пел любимую песнь Немо со всей страстью и силой, на которую были способны его легкие, и надеялся, что все трясутся от страха в своих кроватях и экипажах, в лачугах и особняках — везде, где, как они думали, они в безопасности.
Дикая мелодия переполняла его, выталкивая из привычного уже круга, вновь в одиночество и ожесточение. Он пел и пел, пока грудь не заныла от боли! Волчья мелодия, кромсая, убивала тишину.
Он перевел дыхание. Его по-прежнему окружала ночь, тишина. Он слышал лишь, как стучит кровь у него в ушах и слабое эхо его бессловного плача, затихающее в горах.
И вдруг откуда-то издали пришел ответ. Одинокий безутешный голос вновь разнесся ночным ветром по ущелью, поднимаясь к пикам и скользя вниз к земле. К нему присоединился второй певец, третий, и вот уже зазвучал целый хор: отчаянная дикая симфония, прославляющая вызов разбойника.
Ли порядком надоел и сам граф, и его бесконечные намеки. Он говорил по-французски так быстро, что она не разбирала и половины его слов. К тому он все время ерзал, то и дело касался ее руки, болтал об англичанах, о клубе «Адское пламя», то глядя пристально на нее, то с ухмылкой на своего камердинера. Она раскаивалась, что приняла его приглашение. Что бы он ни планировал, это только задержало бы ее, а она и так уже потеряла много времени на это пустое путешествие. Сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что поддалась слабости, решив отправиться в путь в поисках боевых искусств, овладеть которыми она никогда не могла. Кошмар случившегося гнал ее из Англии, и она цеплялась за надежду, что сможет отомстить, как мужчина. Она хотела найти борца за справедливость — блистательную, загадочную, полузабытую легенду ее детства… а встретила всего лишь человека, одинокого человека, который смотрел на нее так, словно ждал от нее утешения.
Она готова была использовать все: мужское влечение, беззащитность перед ее красотой, любой обман — лишь бы заставить помогать себе. Так поступает охотник, подсовывая приманку для голодного зверя. Но когда он, споткнувшись, оперся на ее плечо, и она увидела его красивое лицо, полное гордости и страдания, она поняла истинную глубину его страсти.
Она почувствовала в нем ожидание. Конечно она и рассчитывала расплатиться собой за достижение цели, она решила это давно для себя, но только этой готовности здесь было мало. Такой горящий взгляд требовал большего.
И поэтому она оставила его, воспользовавшись первым удобным случаем. Рассталась с еще одним заблуждением детства, как рассталась уже со многими романтическими мечтами. Только ей все равно придется свершить правосудие. Она сделает то, что должна сделать, одна, любым способом, как сможет. Она надеялась, что месть не войдет в противоречие с честью, но если это недостижимо, то отмщения она все-таки добьется.
Граф де Мазан был в чрезвычайно возбужденном состоянии всю дорогу от Ла Пэр, с тех самых пор, как вслед им раздались звуки мушкетного огня. Очевидно, робкая попытка преследования окончилась у границы, поскольку карету можно было легко догнать на извилистых, сплошь в рытвинах, дорогах. По мере продвижения вперед дорога становилась все хуже, пока наконец они не поехали со скоростью пешехода. Колеса то и дело тяжело проваливались в ямы — пассажиров кареты подбрасывало вверх, а затем с натужным скрипом карета выкарабкивалась наверх.
Ли сидела молча, в напряжении, вцепившись в ременную ручку, чтобы не свалиться с сиденья. Она сочла благоразумным воздержаться от расспросов графа о его недавнем прошлом, стараясь держать его на расстоянии холодными ответами на подаваемые им с таким воодушевлением реплики. Камердинер Латур все эти бесконечные часы проводил в хмуром молчании, то глядя на дорогу за каретой, то бросая проницательные взгляды на Ли.
— Вы только взгляните сюда, — сказал граф, прислоняясь к ней, когда карету опять тряхнуло. Он дал ей в руки маленький том в кожаном переплете. — Это написано по-английски. Вы читали эту книгу?
Ли взглянула на обложку, с трудом удерживая книгу в руках. Название гласило: «Шедевр Аристотеля». Она не стала ее открывать.
— Вы читали ее? — снова спросил граф. Ли отрицательно покачала головой.
— Ах, вы получите от нее удовольствие. Оставьте ее себе. Мне ее подарил Джон Уилкес, а я дарю ее вам.
Она опустила книгу в карман куртки.
— Как, вы не будете ее читать? — он разочарованно нахмурился.
— Потом, может быть. Сейчас слишком трясет.
— Да, конечно. Потом. — Он улыбнулся ей. — Мы будем читать ее вместе. Там есть английские слова — я не во всем уверен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131