Нежная Гармония тоже побежала. Лошадь и седок уже исчезли в ночи. Она догнала Девственность на половине улицы, схватила за руку и утащила в их собственный дом. Оставалась только одна надежда: что у господина Джейми будут другие заботы и он не вспомнит, что Девственность подняла руку на одну из его самых любимых овец. На Божественного Ангела — а уж она-то ему об этом напомнит.
— На колени, на колени, — настоятельно проговорила Гармония, когда они поднялись наверх. — Молись о прощении.
Девственность скинула со своего плеча ее руку и обиженно отвернулась. Но она стала на колени на своем матраце, а когда час спустя Божественный Ангел и господин Джейми явились сами, она кивала и плакала, и попросила у Ангела прощения, — и они ушли; и опять воцарился мир.
После того, как звон колокола возвестил об окончании полуночной молитвы, Девственность и Нежная Гармония улеглись на матрасы, сдвинув их поближе к холодной комнате.
— Гармония, — голос Девственности был едва слышен в темноте. — Принц — что он мне сказал? Гармония прикусила губу, не отвечая.
— Пожалуйста, — прошептала Девственность. — Что значит «шери»?
Нежная Гармония зарылась головой в одеяло.
— Это значит «милочка», — тихо проговорила она. — Он назвал тебя своей «отважной милочкой».
— Ох! — выдохнула она и добавила чуть слышным шепотом: — Ох, черт побери, Господи?
С. Т. намеревался незаметно проскользнуть на постоялый двор, но Ли ждала его за крепостной стеной в холодном лунном свете: ее темная тень поднялась с обочины, заставив Мистраля шарахнуться. Первым ее обнаружил Немо: он носился между ними, подпрыгивая и изгибаясь в волнении, вызванном встречей. Она по-прежнему была единственной женщиной, которую признавал волк. Немо не желал даже приблизиться к Небесному Прибежищу, и только твердым приказом его можно было бы заставить вползти в помещение «Эля двойной крепости». С.Т. разрешил ему на свободе носиться по безлюдным просторам.
С.Т. все еще не снял маску Арлекина — ему не хотелось расставаться с образом Принца и погружаться в обыденное существование. Он любил эту маску; она приковывала к себе все взгляды, вызывала изумление; какое простодушное удивление и восхищение она вызывала в девушках из Небесного Прибежища. Он сам изготовил ее, раскрасив папье-маше так же, как сделал это много лет назад, — в первый раз, насвистывая ригодон, работая в одиночку в пустом сеновале над конюшней. Ему казалось, что он переносит на маску изломы своей души.
Он выскользнул из дома, когда остальные уже легли, но теперь, когда его затея прошла так удачно, он был не против, попросить Мистраля отметить победу, пройдясь высокой рысью, напоминающей танец триумфатора. Лошадь фыркнула, не поняв сначала приказ, но многие недели неустанного обучения по дороге на север дали свои результаты. Мистраль постарался: резвый, упругий шаг на месте не посрамил бы их на королевском плацу. С.Т. позволил коню расслабиться и, нагнувшись, поощрительно потрепал его по голове. Мистраль затряс гривой, вопросительно отведя назад уши.
— Сеньор, — произнесла Ли с поклоном, и он не мог понять, что слышалось в ее голосе — благоговение или насмешка, он заподозрил насмешку, и его подъем несколько спал.
Он приподнял шляпу и стянул маску.
— Леди Ли, — пробормотал он, чуть наклонив голову.
— Где вы были?
— Я нанес визит преподобному мистеру Чилтону, — ответил он, но почему-то это известие прозвучало не так приятно, как он это себе представлял.
— Мне казалось, что мы договорились, вы не будете ничего предпринимать в одиночку.
— Нет, — возразил он. — Мы договорились, что это ВЫ не будете ничего предпринимать. Ни в одиночку, ни с кем либо еще.
Она смотрела на него, и ее лицо в лунном свете было гладким и нежным. Это лицо было таким прекрасным, что он внезапно ощутил боль в сердце; он потерял интерес и к спору, и к предмету спора — преподобному Чилтону. Как он хотел бы узнать, каково это будет — просто поговорить с ней — допустим, лежа в постели, обсудить что-нибудь незначительное: успехи Мистраля, виды на ужин — убьет ли хозяйка старого каплуна или пожертвует на жаркое трех курочек…
Он вытер лицо тыльной стороной рукавицы и спрятал маску в седельную сумку,
— Подсадить? — спросил он, протягивая руку.
— Я пойду пешком. — Она стояла неподвижно, потом вдруг вздрогнула и спрятала руки под накидкой. — Вы ездили на Мистрале по городу?
Он спешился и повел лошадь за собой.
— Было бы не слишком удобно ходить там пешком.
— Они его узнают. Они смогут дать его описание. — Она зашагала рядом с ним. — Вы убили Чилтона?
Он почувствовал, что она старается спросить об этом небрежно. Но интонация была неуверенной — и голос на последнем слоге дрогнул. Ему хотелось обернуться и прижать ее к себе, поцеловать в лоб… только это, как если бы она была ребенком. И сказать ей: пусть Чилтон больше ее не заботит. Но они снова пустились в спор.
Вязкий спор длился два дня в домике возчиков, где они нашли кров; они спорили шепотом за закрытыми дверями, не соглашаясь друг с другом ни в чем. Они ходили по пустынным дорогам и вели бесконечный разговор, не желая уступать.
С. Т. хорошо знал, что делать дальше. Теперь у него был собственный повод для мести, и он намеревался осуществить ее; но Ли не одобряла его замыслов. Она или жарко спорила, захваченная чувствами, или замолкала, вообще не желая разговаривать; она так замыкалась, словно ей было что скрывать.
Это его сердило: они забрались так далеко, а теперь выходило, что она готова повернуть обратно. Она отказывалась предоставлять ему свободу действий, не доверяла его опыту, а один раз вообще приказала ему оставить в покое Чилтона, словно прошлое для нее потеряло жгучую притягательность, как будто ей стало все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131