Я увидел на нем светящийся график маневренных двигателей нашего корабля.
- Тогда нужно срочно выбираться отсюда!
- Кто-то должен остаться за штурвалом, чтобы корабль не полетел вверх тормашками, неужели не ясно,- отвечала Дюшамп.- Если я брошу двигатели, мы полетим как камень в тартарары.
- А как же автопилот?
- Ха! - только и ответила она.
- Но компьютер… он же может…
- Никакой компьютер не сможет рассчитать движение в таких условиях, когда все меняется каждую секунду.
- Но…
- Я едва успеваю выравнивать корабль, чтобы судно хотя бы не так стремительно теряло высоту.
Словно в доказательство ее слов, корабль сделал очередной отчаянный нырок. Мне показалось, я услышал стоны с той стороны, где оставался поджидавший нас экипаж.
- Такова обязанность капитана,- сказала Дюшамп, выразительно посмотрев на меня. Затем улыбнулась, как обычно, едва заметно. Можно сказать, одарила улыбкой. Еще точнее - удостоила.- Я знаю, что вы были против моего назначения, но я отношусь к своей работе серьезно.
- Ты погубишь себя! - закричала Маргарита.
- Уведите ее отсюда,- обратилась ко мне Дюшамп. Не отпуская проема люка, я быстро соображал:
- Хочу сделать вам предложение. Она вопросительно приподняла бровь.
- Я помогу Маргарите одеться и потом приду на мостик с вашим скафандром. Затем вы оденетесь и пойдете к аварийной капсуле.
Она кивнула.
- Пошли,- сказал я Маргарите, девушке с именем заменителя масла.
- Нет,- отрезала она. И, обернувшись к матери, добавила: - Без тебя я отсюда ни шагу.
На лице Дюшамп возникло выражение, видеть которое мне еще не доводилось. Нет, это был не суровый взгляд капитана, а что-то новое, матерински нежное и чистое, полное жалости и сострадания к собственному ребенку.
- Маргарита, иди с ним. Со мной все будет в порядке. Я же не самоубийца.
Прежде чем она успела ответить, я схватил ее за руку и буквально вырвал из кресла и повлек с мостика по наклону перевернутого коридора, к воздушному шлюзу, где хранились скафандры.
- Она погубит себя,- прохрипела шепотом Маргарита, как будто доказывала это себе самой. И повторяла снова и снова, пока я помогал ей одеваться: - Она погубит себя.
- Я не допущу этого. Я ей не позволю,- пообещал я, сам себе не веря.- Я одену ее в скафандр насильно и отволоку к аварийному выходу.
Говорил я это, конечно, в первую очередь для того, чтобы успокоить Маргариту, и не сомневался, что она прекрасно все понимает. Однако она безмолвно подчинилась, позволив упаковать себя в проткнутый скафандр - такой же, как и на всех остальных.
Проверив шланги и кабели ее заплечного ранца, я снял последний оставшийся скафандр и снова поплелся на мостик. Корабль выравнялся и его вроде бы перестало трясти. Может быть, мы достигли мертвой зоны, куда не заглядывали ветра, или наконец сошли под облака и планировали в области повышенного давления.
Добравшись до мостика, я предложил капитану последить вместо нее за регулировкой двигателей, пока она будет надевать скафандр.
Она снисходительно улыбнулась:
- Если бы я поучила вас этому хотя бы несколько дней…
- Тогда вызовем сюда Родригеса? - предложил я.
- Сейчас пойду за ним,- сказала Маргарита. Подняв руку, чтобы остановить дочь, Дюшамп сказала:
- Интерком по-прежнему работает, дорогая.
- Так вызовите его,- сказал я тоном приказа.
Казалось, она задумалась на полсекунды, затем потянулась к тумблеру интеркома в рукоятке кресла. Прежде чем она успела сказать, вспыхнула крошечная лампочка вызова.
Дюшамп сделала запрос по компьютеру:
- Ответить на вызов.
Мрачное широкоскулое лицо мужчины появилось на экране. Ларс Фукс. Я узнал его. Лицо пылало злобой.
- Я принял ваш сигнал,- сказал он без предисловий.
Командный компьютер «Геспероса» был запрограммирован посылать SOS, когда исчерпаны все резервы безопасности. В то мгновение, когда сработала общая аварийная сигнализация и автоматически захлопнулись люки, компьютер сделал немедленный запрос о помощи. Примерно в течение десяти минут его передали МКА на Землю: стандартная процедура безопасности для космических полетов.
- Мы готовимся оставить корабль,- сказала Дюшамп.- Мы падаем, лишившись воздушного носителя, корпус прорвало.
- Держитесь,- посоветовал Фукс. На лице его было написанно недовольство и раздражение, а также, как мне показалось, отчаяние.- Приближаюсь к вам на максимальной скорости. Вы будете приняты на борт «Люцифера».
Странно: выражение лица Дюшамп тут же смягчилось.
- Ларе, не стоит этого делать. Раздражение не покинуло его:
- Я сделаю это, черт меня раздери. Правила МКА предписывают: всякое судно в месте аварии должно оказать посильную помощь, помните?
- Но ты же не можешь…
- Если я не приду вам на помощь,- оборвал он ее,- МКА устроит мне все, о чем только можно мечтать. Меня вывесят и высушат. Они любят на мне отрываться. Я у них и так любимый мальчик для битья. Все, хватит с меня.
Я изучал его лицо на главном экране мостика, по крайней мере, в два раза больше натуральной величины. Злобы там хватало, это уж как пить дать. И горечь, и обида такая, какой мне видеть еще не приходилось. Ларе Фукс выглядел, как мужчина, которому приходилось принимать суровые решения в течение всей своей жизни, решения железные, решения, которые стоили ему дорого. Он заплатил за них покоем и всеми радостями бытия. Безрадостным - вот каким было его лицо, поэтому оно не походило ни на одно из человеческих лиц, встречавшихся мне в жизни. Даже проблеска единственного мгновения простого человеческого счастья не было в нем. Он оставил надежду на эту радость долгие годы назад.
Две-три секунды заняло у меня принятие решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131