И я намерен втянуть старика в это дело. Он не увидит всего задуманного мной, но у него хватит ума все разглядеть и непременно полюбить. Заставит себя полюбить это.
Они приступили к работе. Майа, незаметно соскользнувшая в зыбкий сумрак с помощью полузаглохшего старинного устройства. Майа, передающая чучело шиншиллы и конверт угрюмому полуодетому мальчику на побегушках (его роль сыграл один из римских приятелей Бретт). Майа, примеряющая несколько пар старинных огромных очков с прорезями для глаз вроде карнавальных масок и протянувшая здоровенному охраннику Хорнаков руку для поцелуя. (Очарованный ею охранник сыграл свою роль просто блестяще.) Майа, отталкивающая ногой пакет с наркотиками и делающая вид, что закуривает сигарету. Меланхоличная Майа, сидящая при свечах. Вот она положила ногу на ногу в туфлях на высоких каблуках и наклонилась над маленьким карточным домиком, составленным из проездных билетов римских автобусов.
На сетевом сайте виллы появилось сперва около десятка, а потом целая толпа парней с камерами. Новак заснял их раз десять, не меньше. Лица подползших к ее ногам мальчишек скрыты в темноте, на крупном плане только их смешные фотоаппараты.
Когда Майа увидела еще не обработанные фотографии на экране ноутбука Новака, то обрадовалась и одновременно пришла в ужас. Обрадовалась, потому что Новак сумел сделать ее невероятно привлекательной. И пришла в ужас оттого, что фантазия Новака стала для нее настоящим откровением. Он превратил ее в какую-то сказочную злую королеву, в порочную владычицу испорченных детей. В неотразимом обаянии работ Новака скрывалась ложь, говорящая правду.
Новак вернулся в отель, добравшись в машине в половине второго ночи. Старик уже долгое время не мог как следует отдохнуть. Он почувствовал, как усталость буквально навалилась на него. Подобное ощущение было естественно для человека, дожившего до ста двадцати лет.
После отъезда Новака братья Хорнаки, выведенные из себя шумными ребятами Бретт, вышвырнули всех с виллы вместе с оборудованием.
Молодежь разбежалась, попрощавшись с Майей, кто-то на велосипедах, кто-то набился в машину. Когда Бретт и Майа сделали ревизию взятым напрокат вещам, то обнаружили, что несколько приборов и костюмов пропали, как и несколько мелких, но ценных предметов. Из-за этого печального происшествия Бретт принялась плакать.
– Вот так всегда, – всхлипывала она. – Ты даешь людям шанс, настоящий шанс, раз в жизни, и что они делают?! Просто бьют тебя по физиономии.
– Они взяли себе сувениры, Бретт. Мы отняли у них время и ничего им не заплатили. Так что я их понимаю. Да и какой прок от чучела шиншиллы.
– Но я обещала в магазине, что все верну в целости и сохранности. Я этим придуркам доверилась, а они меня ограбили. – Бретт покачала головой и высморкалась. – Этих римских мальчишек нельзя было приводить сюда, Майа. Они же не такие, как мы. Мне кажется, что они настоящие истуканы. Ничего не делают, и даже не пытаются. Сидят целыми днями на ступеньках площади Испании, пьют прохладительное и читают. Боже правый, эти римляне читают. Если вы дадите им какую-нибудь книжку в обложке, они будут часами читать, не отрываясь.
– Римляне читают? – воодушевилась Майа, перебиравшая туфли. – В этом есть что-то классическое.
– Не классическое, а ужасное, это жуткая привычка! В виртуальности, по крайней мере, вы вступаете в зрительный контакт. Даже смотря телевизор, вы все же используете ваши визуальные рецептивные центры и слушаете своими ушами настоящий диалог. А от чтения лишь один вред – зрение слабеет, осанка портится, к тому же вы толстеете.
– А ты не думаешь, что чтение порой бывает полезно?
– Вот и они говорят то же самое. Ты приходишь к этим ребятам, они пьют свои лексические растворы и могут у тебя на глазах прочесть тысячу слов в минуту! Но главное, они ничего не делают! Они просто читают о том, как надо что-то делать. А это болезнь.
Майа неохотно поднялась. От долгого стояния и примерок у нее устали ноги, отекли ступни. Принимать позы и удерживать их оказалось куда утомительнее, чем она себе представляла.
– Что же, сейчас слишком поздно, и сейчас, ночью, мы не можем вернуть вещи. Ты знаешь какое-нибудь безопасное место, где можно оставить на ночь всю эту рухлядь? Где ты живешь?
– Вряд ли у меня можно что-то спрятать.
– Значит, ты по-прежнему живешь на дереве?
Бретт обиделась.
– Нет, просто я не думаю, что мой дом подходит для этого, вот и все.
– Но я тоже не могу перевезти это ужасное хламье в свой дорогой отель. Меня там ни одна собака не пропустит. – Майа поправила свои локоны. Ей нравился ее новый темный парик. Он был намного лучше настоящих волос. – Куда же нам податься с этим чертовым оборудованием в два часа ночи?
– Я знаю одно отличное место, – проговорила Бретт. – Но наверное, туда вас не возьму.
Друзья Бретт проснулись в три часа ночи, потому что привыкли много пить крепких растворов. Их было шестеро, они жили в сыром подвале на Трастевере, загаженном так, будто в нем обитало тридцать поколений наркоманов.
В 2090-х годах у наркоманов появились совершенно новые пути в сверкающие лабиринты искусственного рая. Общество запрещало любые продающиеся на рынке или незаконные наркотики, но с помощью умело смешанных растворов и правильно подобранных биохимических рецептов вы могли изготовить какие угодно наркотики в количествах, достаточных для того, чтобы вы и ваши друзья, явившиеся к вам на вечерок, отправились на тот свет. Общество научилось скрывать производство наркотиков и их потребление от полиции. И удовлетворилось тем, что медицинские услуги не оказывались людям, которые добровольно вгоняли себя в могилу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120