– Йозеф, а вы религиозны?
– Существует много миров. Есть здешний мир, который мы познаем во тьме, – ответил Новак, постучав по своему морщинистому лбу. – Есть материальный мир, освещенный солнцем. И есть также виртуальность, наша современная нематериальность, претендующая на собственное бытие. Религия – один из видов виртуальности. Очень древний вид.
– Но вы верите в Бога?
– Я верю в очень простые вещи, а их совсем немного. Я верю в то, что если вы берете материальный объект, появившийся в мире благодаря свету, и переводите это восприятие в виртуальный ряд, то обретаете так называемый «лиризм». У некоторых людей огромная иррациональная потребность в религии. А у меня огромная иррациональная потребность в лиризме. Я не в силах с собой справиться и не намерен это обсуждать. И потому не желаю мешать верующим, если они не мешают мне.
– Но здесь сегодня, должно быть, полмиллиона человек. И все из-за собаки, компьютера и парочки детишек. Что вы об этом думаете?
– Я думаю, что Джанкарло будет недоволен этой ситуацией.
Лимузин легко и виртуозно вписался в римское движение и довез их до отеля, в котором, конечно, уже не было мест. Новак вступил в ожесточенную перепалку со служащими, причем все говорили на разных языках, и победил, получив отдельные номера, к явному неудовольствию всех членов жаркой дискуссии. Майа послала за своими вещами и приняла ванну.
Когда ей принесли багаж, она нашла среди прочих вещей ночную сорочку. Пристрастие Новака к женским одеяниям выглядело трогательно-старомодным и одновременно располагало к нему как к человеку с тонким вкусом и наметанным глазом. Он знал, как будут смотреться вещи на фотографиях, и безошибочно определял соотношение модели и ее одеяния.
Джанкарло Виетти, владелец и главный кутюрье империи Виетти, представлял свою семьдесят пятую весеннюю коллекцию. Столь торжественное событие требовало соответствующей организации и дизайна. Виетти нанял амфитеатр Кио – колоссальное здание с аркадами и уникальной эклектичностью, выстроенное эксцентричным японским миллиардером, после того как землетрясение разрушило большинство строений в римском квартале Фламинио.
Они притормозили перед розоватыми колоннами Кио и, выйдя из такси, оказались среди фланирующей толпы римских папарацци в наглазниках. Кажется, Новака не слишком хорошо знали в Риме, но человека с одной рукой можно было легко заметить. Он проигнорировал кричащих папарацци, но реакция его была замедленной.
Они поднялись по лестнице. Новак окинул безвкусный мраморный фасад критическим взглядом.
– У прошлого весьма ограниченные ресурсы, и вот вам наглядное доказательство, – пробормотал он. – Лучше было бы подражать Индианаполису, чем пытаться превзойти фашиста Муссолини дешевыми материалами.
Но Майю дворец просто восхитил. Он не напоминал римские развалины – поросшие мхом сырые камни, – а выглядел совершенно функциональным и обладал естественной красотой хорошо сконструированной фотокопии.
Они вошли в здание, свернули в один из отсеков и обнаружили в зале человек триста, ожидавших обеда, и крабов-официантов с подносами.
Как много стариков! Ее поразила присущая им всем какая-то монументальная торжественность. И только тут до нее дошло, что эта непринужденно болтающая масса наманикюренной и великолепно одетой плоти была намного старше дворца, в котором она находилась.
Здесь собрался европейский бомонд. Люди, привыкшие вести светский образ жизни. Казалось, что их проницательный взгляд в тени наглазников мог пробить толстые стены. Ветераны европейской моды олицетворяли уже исчезающий дух неофитства. Они старались сохранить его, так сказать, заморозить и окутать себя им, точно саваном. Они очаровывали и притягивали к себе, вызывали интерес, словно музейные раритеты. Новак надел свои наглазники и молча подошел к отведенному месту в соответствии с его статусом. Они сели с Майей на стулья с красивой обивкой за маленький круглый стол, сервированный серебряными приборами и накрахмаленными кремовыми салфетками.
– Добрый вечер, Йозеф, – поздоровался с ним человек, который уже занял свое место за тем же столом.
– Привет, дорогой Дайзабуро, старый приятель. Давно не виделись.
Дайзабуро с отстраненным и холодноватым интересом естествоиспытателя оглядел Майю через изысканные наглазники.
– А она хорошенькая. Черт возьми, где ты откопал такое платье?
– Это первая вещь Виетти, которую я запечатлел, – сказал Новак.
– Меня изумляет, что вещи Виетти по-прежнему хранятся в архивах.
– Джанкарло мог выбросить его из своих архивов. Но я могу все лучшее сохранить.
– Джанкарло тогда был очень молод, – проговорил Дайзабуро. – А молодежный стиль очень подходит твоей приятельнице. Нам нужно заказать воду. Вы хотите воды?
– Почему бы и нет? – отозвался Новак.
Дайзабуро дал знак крабу. Тот заговорил с ними на японском языке.
– Пожалуйста, говорите по-английски, – попросил его Дайзабуро.
– У нас есть вода из антарктических льдов, – предложил краб, – из глубины плейстоценовых слоев. Чистейшая вода, ничем не загрязненная, с самой зари человечества.
– Какой апломб, – заметил Новак. – Очень похоже на Виетти.
– У нас есть и вода с Луны, – продолжил краб. – С интересными изотопными свойствами.
– Вы когда-нибудь пили воду с Луны, моя дорогая? – обратился к Майе Новак.
Она покачала головой.
– Принесите нам лунную воду, – распорядился Новак.
Второй краб подошел к ним с закупоренным сосудом. Он вытянул блестящие щупальца и положил им в фужеры для бренди кубики дымящегося голубого льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120