сначала описывал головой небольшую дугу, затем поднимал ее и снова низко склонял уже вместе со всем корпусом.
Отдав таким образом дань «хорошему тону», Таити повернул извозчика и поскакал в старый город прямо в этот глухой переулок...
Юлчи соскочил с козел, несколько раз прошелся перед воротами. Что делать? Отказать Таити — значило обидеть его, поехать с ним — может рассердиться Салим.
Из ворот вышел Танти-байбача вместе с закутанной в паранджу женщиной, а вслед за ними с тяжелой корзиной, позванивавшей бутылками,— Шамурадбай. Таити велел поставить корзину в фаэтон и тотчас усадил женщину.
Юлчи начал было возражать, ссылаясь на то, что не предупрежден хозяин, но Танти-байбача рассердился:
— Брось! Хозяин — я. Придет время — я так встряхну за ворот твоего Салима... Садись... Погоняй!
Не доезжая Чор-Су, Таити велел Юлчи сворачивать в узкий тупик по левой стороне улицы. Когда коляска остановилась, байбача помог женщине сойти, затем, указывая на корзину, коротко приказал Юлчи:
— Неси!
Просунув в щель палку, байбача сбросил цепь, накинутую с внутренней стороны, раскрыл тяжелые ворота. Миновав темный крытый навес, Таити открыл дверь михманханы, прошел в комнату, зажег лампу. Юлчи, следовавший за ним, поставил корзину с вином у окна и отошел к двери.
Танти-байбача опустился на одеяло, ухарски сдвинув на висок тюбетейку, крикнул в дверь:
— Заходите, душа моя!
На пороге показалась молодая женщина лет двадцати. Это была Гюльандом. Она уже успела сбросить паранджу в передней и оказалась в широком атласном платье, в тонкой шелковой косынке и лаковых сапожках на низком каблуке.
Гюльандом действительно была красавицей. Высокая, стройная, с полной грудью и с тонким лицом; лицо смугловатое, точно подернутое легким загаром, и глаза — большие, внимательные и грустные. От нее веяло свежестью, красотой и изяществом — видно, «дом наслаждений» еще не успел наложить на ее облик своей дьявольской печати.
Прошелестев платьем, Гюльандом остановилась рядом с Таити, внимательным взглядом чуть прищуренных глаз посмотрела на Юлчи, кивнула в его сторону.
— Братец, видно, из простых кишлачных джигитов. Это хорошо.
Там, где простота,— там и сердечность. А я вот попала между знатных и... оказалась здесь.
— Что, в плохое место попали? Смотрите!..— Танти-байбача повел вокруг рукой, указывая на убранство комнаты.
Гюльандом окинула взглядом михманхану и, не скрывая иронии, сказала:
— Чудно! Неужели это вы сами со своей ветреной головой столько добра нажили?
Юлчи невольно рассмеялся. Танти-байбача только ухмыльнулся, приняв слова Гюльандом за шутку.
Гюльандом, кивнув байбаче, вышла зачем-то в переднюю. Юлчи тоже повернулся было к двери, но Таити остановил его:
— Не торопись уезжать, успеешь еще. Подай-ка вон ту бутылку с красной головкой, выпьем.— Байбача помолчал, наблюдая за Юлчи, и вдруг ударил кулаком по колену.— А Салиму и Хакиму я еще наступлю на горло! Я терплю,пока старик не свалился, а закроет глаза — я их прижму! Они стараются лишить меня жениной доли наследства. Но я не сплошаю!
Юлчи подал Таити бутылку.
— Зачем раньше времени шум поднимать? — спокойно заметил он и снова повернулся к двери.— Ну, я поехал.
— Подожди, не торопись. Выпей пиалу!.. Не хочешь? Тогда вот это возьми! — Байбача вынул из кармана серебряный целковый и бросил его на ковер.
— Благодарствую, Мирисхак-ака. Только мне это ни к чему... я не возьму...
Таити рассердился:
— Погляди сюда, глупый! Зачем нос задираешь? Ты должен ценить деньги, потому — ты бедняк. Запомни — так ты не разживешься и никогда не будешь человеком. В наше время без денег не проживет и ангел. Если нужно, ради денег, как говорят, цыгану ишака не брезгуй напоить. Вокруг тебя все денежные люди. Вот дядя твой, Хаким, Салим и еще много баев. Склоняйся перед ними, оказывай им почет, и они тебя по головке гладить будут, озолотят. Знаю, ты не такой. Потому и советую: брось эту привычку! Возьми деньги!..
Юлчи сделал шаг к Танти-байбаче. Губы его дрожали.
— Спасибо за совет, Мирисхак-ака. Но, говорят, честь джигита дороже денег. Я хоть и мало добываю, но зато добываю честно, своим трудом.
Танти-байбача выпил пиалу вина, кивнул на дверь в переднюю.
Эту красавицу видел? — сказал он насмешливо.— Она дочь такого же, как мы, мусульманина. Сейчас я для нее ничего не пожалею. По сели огорчит чем — вышвырну и еще лучшую найду. Вот! И все дело м деньгах. Ее с родителями тоже сила денег разлучила!.. Это у тебя все молодость, молодечество. Брось!
По-моему,— горячо возразил Юлчи,— дело не только в деньгах. Дело и в людях. Вернее, в денежных людях. Вот все добро, что вы сделали для дочери бедняка! — он указал на корзину с вином и, даже не попрощавшись, шагнул через порог михманханы...
Улицы были темные, безмолвные. Редко где слышался свисток или колотушка какого-нибудь одинокого караульщика.
Юлчи гнал лошадь, не замечая дороги. Душа юноши кипела негодованием. Он очень жалел, что не ответил Таити еще резче. «Деньги для них — все. Мужчины их круга покупают за деньги честь жен и дочерей бедняков, а женщины — честь мужчины. Вот и Салим-байбача, наверное, обнимает за деньги дочь какого-нибудь бедняги... А его жди. Всю ночь без сна, а завтра с утра надо отправляться в поместье...»
Вспомнив о предстоящей поездке с семьей Ярмата, Юлчи повеселел. Он оглянулся вокруг: фаэтон катил по Урде, а над вершинами высоких тополей, выглянув из-за легкого облачка, уже повис серебряный осколок луны...
III
...Арба выехала за город. Домашний скарб семьи Ярмата умещался в нескольких узлах, на арбе было просторно, и Гульнар с матерью удобно расположились в передке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110