— К чему эта суетливость? Вы одним своим видом раскроете тайну и разоблачите себя. Дело начато удачно. Так же гладко надо довести его до конца. А для этого прежде всего нужна смелость. Вас уже и сейчас кое-кто подозревает...
Салим-байбача побледнел, губы его дрогнули, в глазах промелькнул страх. Срывающимся голосом он спросил:
— Кто подозревает?
— Алимхан-элликбаши.
У Салима перехватило дыхание. Он молча облокотился на сандал и опустил голову на руки.
— Да вы не бойтесь. У него только подозрения,— успокаивал шурина Таити.— Подозревать — это одно, а схватить за шиворот на месте — другое.
Танти-байбача посоветовал Салиму по возможности избегать Алимхана, а при встрече держаться смело, выказывать сожаление и огорчение по поводу происшедшего.
Салим-байбача пытался взять себя в руки, но это ему плохо удавалось. Озираясь то на дверь, то на окно, он зашептал:
— Я очень боялся, что тайна раскроется здесь же, на месте. Но мы начали дело в счастливый час. Девушка была одна. Кругом тишина, темь. И люди ваши оказались настоящими молодцами. Из таких, что без лестницы с неба звезды могут хватать. Я диву дался: ни шума, ни суетливости... Теперь-то, конечно, самая большая опасность миновала. И я отомстил отцу. Пусть теперь сам на себя обижается, старый потаскун. Отверг наши условия, вот я и наказал его...— Салим-байбача передохнул и обратился к зятю:
— Пачча, теперь бы поскорее приглушить голос этой девицы или спровадить ее куда-нибудь...
Танти-байбача долго думал, покручивая ус. Потом тихо, будто рассуждал сам с собой, сказал:
— Ее заживо похоронить надо... Иначе рано или поздно она подаст свой голос.
— Этого никак нельзя допустить! — встрепенулся Салим-байбача. Таити помолчал, внимательно посмотрел на шурина.
— Салимджан, вы знаете — это очень трудно. Для вас я, конечно, сделаю. Но вместе с этим я и вам должен поставить одно условие...
— Что за условие? — встревожился Салим.
— Условие мое такое,— строго, даже требовательно заговорил Таити.— В дальнейшем вы всегда должны действовать со мной заодно, и, если я приду к вам с какой-нибудь нуждой, вы не должны мне отказывать... Идет? — Таити протянул руку.
Салиму все стало ясно. Он понял, что с этого момента отдает себя во власть зятя. Теперь ему придется беспрекословно выполнять нее требования Таити, и в первую очередь, конечно, не отказывать и деньгах. Иначе преступление его будет раскрыто и он будет опо-ц>1>ец. Оказывается, спасаясь от снега, он попал под ливень. Но выхода не было, раскаиваться — поздно. Байбача пожал протянутую руку и заискивающе проговорил:
Вы не только зять мне, вы мой друг и старший брат.
Таити принял независимый вид. Зажав в губах папиросу, он метал и вышел, наказав Салиму помалкивать, пока Ярмат сам не поднимет шума. Он шагал по улице довольный и гордый. Мог ли пи ждать такой удачи? Теперь Салим не больше как его раб.
Позавчера Салим-байбача пришел к Таити и стал жаловаться ни отца. Он говорил, что старик не только отказался отписать имущее! но, но разгневался, стал поносить братьев и угрожать им всякими карами. Танти-байбача щедро подливал гостю вина. К гневу нрнГжнилоеь опьянение. Салим грозился отомстить отцу. Тут Танти-ПЙЙОИЧП со смелостью подвыпившего человека предложил ему выкрасть и спрятать Гульнар. Расходившийся Салим согласился. И вот вчера двое мошенников — доверенных Таити, с помощью самого Сали-ма-байбачи,— бесшумно и ловко утащили девушку из дома...
«А что от этого потерял Таити? — рассуждал Танти-байбача.— Ничего. Только выиграл. Не завтра послезавтра я заполучу от шурина тысяч десять... Подпишется на векселе — и достаточно. Его подпись — наличные деньги».
Таити зашагал по улице, довольный своей удачей. Случайно взгляд его задержался на сгорбленной фигуре бедно одетого человека, шедшего впереди. «Ярмат!» В каком-то уголке сердца байбачи шевельнулось что-то и защемило. Он невольно отвел глаза. «Тяжело, видно, ему, бедняге. Умрет дитя на глазах — поплачешь, попри-читаешь, но — грудь земли жестока — в конце концов смиришься. А тут единственная дочь вдруг исчезла! И никогда не узнает, умерла ли она, жива ли... Человек он неплохой, верный слуга своего хозяина. Таких уже не часто встретишь...» Таити взглянул на сгорбленную спину Ярмата. «А что, если взять его за руку, привести к дочери и сказать: «Бери ее. Но знать обо всем должен на земле только ты, а на небе — один бог! Идите!..» Это было бы по-настоящему добрым делом, а?..» Вдруг перед глазами Таити как наяву возникла шелестящая бумага, длинная — раза в два длиннее сторублевой кредитки, а на бумаге — подпись Салима. И вспыхнувшая было в душе байбачи искра простого человеческого чувства тотчас погасла, захлестнутая волной алчности. Девушка должна была стать жертвой ради того, чтобы Таити имел возможность оседлать спину своего шурина. К тому же у Таити, когда он предлагал похитить Гульнар, была и другая мысль: байбача сам рассчитывал потешиться девушкой, пока не наскучит. «Не я, так другой,— рассуждал Таити, шагая вслед за отцом Гульнар.— Со мной ей даже лучше будет, чем с этим беззубым женихом. А что касается добрых дел... говорят, дверей к милости аллаха много. Не через одну, так через другую как-нибудь проберусь и я. Можно будет, например, пожертвовать ковер для мечети. В этом случае обо мне и добрая слава пройдет в народе...» Таити тихонько рассмеялся — до того удачной показалась ему эта случайная мысль. Байбача ускорил шаги и обогнал Ярмата, даже не ответив на его приветствие.
Выйдя на Чарсу, Таити зашел в чайхану, посидел там, покурил чилим. Домой возвращаться не хотелось, он постоял с минуту в раздумье и направился к своему закадычному приятелю Джандар-вагонщику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110