Есть интересное высказывание Гёте: «Часто со мной случается, что сразу я не получаю никакого удовольствия от про­изведения искусства, потому что оно для меня слишком велико. Но затем я стараюсь определить его достоинства, и всегда мне удается сделать несколько приятных открытий; я нахожу новые черты в художественном произве­дении и новые качества в самом себе».
Симфоническую музыку недаром называют серьез­ной - надо проявить большое терпение, чтобы познать основные законы ее развития, без понимания которых трудно себе представить содержание больших музыкаль­ных произведений. Ведь удовольствие, например, от ка­тания на коньках получаешь лишь тогда, когда научишь­ся держаться на них так, чтобы не дрожали от напря­жения ноги и коньки не разъезжались в разные стороны...
Но можно ли, не будучи музыкантом и не имея му­зыкального образования, глубоко и правильно понимать музыку, чувствовать ее истинное значение для человека? Для многих любителей музыки этот вопрос давно решен положительно. И конечно, заблуждаются те, кто считает, что такой способностью обладают лишь музыканты-про­фессионалы.
Если мы, чувствуя музыку, любя ее (первейшее и необходимое условие!), пойдем дальше - к познанию формы произведений, основных законов композиции, - то это во многом облегчит каждому слушателю восприя­тие и понимание музыки. Понимать музыку, по выраже­нию А. Луначарского, - это значит «много переживать, внимая ей, хотя переживать, быть может, и не совсем то, что переживал композитор, так как язык музыки не от­личается полной определенностью».
Я хочу коснуться еще одного из самых главных усло­вий необыкновенного воздействия музыки - особой на­шей настроенности к ее восприятию.
Бывает так, что музыкальное произведение сразу потрясает нас, а иногда, наоборот, при первом прослу­шивании не производит на нас никакого впечатления.
Мне навсегда запомнилась первая встреча с Пятой симфонией Чайковского. Это было лет двадцать назад. Я приехал в Ленинград на время зимних студенческих каникул и однажды взял билет в кинотеатр «Великан». До начала сеанса было еще более часа, и я пошел бро­дить по скверу, но вскоре замерз и вернулся к кинотеат­ру. Его фойе выглядело как концертный зал, и я почти не удивился, когда объявили, что выступит симфониче­ский оркестр, который исполнит вторую часть Пятой симфонии Чайковского.
...Оркестр начал тихо и убаюкивающе, как будто вздыхая. Я стал рассматривать музыкантов. Вот один из них - в середине второго ряда - немолодой, с черны­ми, коротко подстриженными волосами, чуть откинулся назад от пюпитра, приподнял блестящий медный инстру­мент («скрученный в бараний рог», - почему-то поду­малось мне), и раздался робкий, дрожащий звук, похо­жий на человеческий голос. Оркестр «отошел» на задний план, создав тихо звучащий фон.
Дирижер и зал, казалось, затаив дыхание, слушали валторну. Она пела печальную, задумчивую мелодию, очень простую и нежную. Прелесть ее сразу же покорила меня - она словно жаловалась на что-то и просила участия. Это была настоящая песня, но только без слов, и вот эту песню я понимал.
Чуть стихла она, навстречу из оркестра поднялась другая песня, в которой уже чувствовалась радость, ка­кое-то утреннее, рассветное настроение. Это было похоже на робкое ответное признание, вызванное песней валтор­ны. Оно еще не яркое, цвета ранней зари, но обещает солнце... И вот уже смело, без тени неуверенности, вновь появляется в оркестре тема валторны, подхваченная все­ми инструментами.
Вызвав неожиданное робкое признание, она уже. ра­достно требует полного откровения. И это откровение следует ласково, нежно и широко, как раскрытые объ­ятия, звучит мелодия песни...
Кто хоть раз мечтал в юности об ответном чувстве, тот поймет смутно зародившуюся тогда в моем воображе­нии аналогию, которая впоследствии развилась до ясно видимой сцены диалога влюбленных - Ромео и Джульетты.
К сожалению, далеко не всегда бывают так удачны первые встречи с большой музыкой: многие люди и по сей день при звуках сонаты или симфонии выключают радио. И никакие уговоры не помогают. Иногда можно было бы просто брать таких людей за руки и вести на концерт. Впрочем, гарантировать успех в таком случае нельзя... Но зато, если момент был выбран удачно, если душа уже была настроена на «волну большой музыки», то происходит неожиданное: открывается ранее не из­веданная в музыке поэзия высоких мыслей и чувств. Ду­ша человека, как лилия навстречу утреннему солнцу, рас­крывается навстречу музыке.
Солнце большой музыки вливает свою энергию в са­мые высокие движения нашей души. Не случайно же Бетховен сказал, что «музыка - это откровение более высокое, чем мудрость и философия».
Говорят, что каждое музыкальное произведение рож­дается два раза: первый раз, когда его создает композитор и записывает в виде нотных знаков, и второй раз, когда его исполняют музыканты. И у каждого исполнителя од­но и то же произведение будет звучать по-разному: в нём отразятся темперамент и творческая индивидуаль­ность не только автора, но и самого исполнителя. И мо­жет быть, иной автор удивился бы, услышав свое про­изведение в интерпретации исполнителя.
Бывает и так, что великий композитор одновременно и гениальный исполнитель-виртуоз. Казалось бы, когда он сам исполняет свое произведение - содержание исчер­пано, лучше истолковать нельзя. Но вот что рассказал в книге «Музыка для всех нас» знаменитый американский дирижер Леопольд Стоковский.
Он прослушал запись соль-минорного этюда Рахмани­нова в блестящем авторском исполнении и следом за тем - запись этого произведения в исполнении Владими­ра Горовица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49