Другая интерпретация оказалась тоже ин­тересной, убедительной. Л. Стоковский пишет: «Педант сказал бы, что Рахманинов как композитор наверняка точно знает, как надо исполнять свою музыку, что дру­гой пианист, сыгравший его произведение по-своему, до­пускает произвол. Но истинный артист знает, что в об­ласти искусства нет ни пределов, ни канонов и что одно и то же произведение может быть исполнено совершенно по-разному».
Можно сказать, что музыкальное произведение рож­дается еще и в третий раз - в сердце и душе слушателя в процессе восприятия музыки. Она ведь говорят нам о жизни, отвечая каким-то нашим собственным жизнен­ным впечатлениям.
В одной из школ педагоги, любящие музыку, провели такой эксперимент. На следующий после концерта день школьникам было предложено написать небольшое со­чинение о том, какое впечатление произвела на них Пер­вая симфония Калинникова. И почти все написали, что увидели в музыке картины родной русской природы.
Бывает и так, что картина природы, наблюдаемая че­ловеком, вдруг помогает ему оценить впервые красоту звучащей в этот момент музыки. Вот как описывает свое «открытие» музыки один из многочисленных ее почита­телей:
«Было это лет семь назад, когда я еще ходил в школу. Очень редко приходилось слушать серьезную музыку, ко­торая, как мне тогда казалось, просто портит людям нер­вы, и только попусту тратится на нее время. Но однажды утром, проснувшись, я услышал звуки музыки. Было ра­но, только начинало всходить солнце, и я стал неожидан­но для себя приходить к выводу: как удивительно точно отражается природа, ее красота в мелодии. И когда окон­чилась мелодия, я еще долго не мог оторваться от кар­тины природы. И мне показалось, что слух продолжает улавливать прекрасные звуки и что сама прелесть про­буждающегося дня является продолжением мелодии. Так впервые я ощутил прекрасное в музыке, почувство­вал, что она неразрывно связана с природой, с настрое­нием людей. И сейчас, слушая это же произведение Листа, я всегда замираю».
Большая музыка способна передать любое состояние человеческого духа. Близки ей и образы суровые, воен­ные. Один офицер - любитель музыки - рассказывал, что «Эгмонт» Бетховена воскрешает в нем воспоминания о годах Великой Отечественной войны и этим дорог ему. Слушая «Эгмонта», он будто заново переживает все, свя­занное с событиями на фронте, с потерей близких лю­дей, с радостью освобождения пленных.
Вообще, мне кажется, ни один композитор не стал бы претендовать на то, чтобы его творения понимали точно так, как он сам. Иначе Чайковский не скрывал бы про­грамму своей Шестой симфонии, которая, по его призна­нию, легла в основу этого произведения...
ЧАЙКОВСКИЙ ОБЪЯСНЯЕТ ЧАЙКОВСКОГО
Когда-то Петр Ильич Чайковский писал не без горе­чи: «Предубежденный человек может примириться с опе­рой после нескольких виденных представлений, но сколь­ко нужно времени, чтобы хорошая симфония могла быть оценена массой публики по достоинству? Однако ж, - признался композитор, - несмотря на весь соблазн опе­ры, я с бесконечно большим удовольствием и наслаждением пишу симфонию...»
В чем видел Чайковский «соблазн» оперы и почему он все-таки предпочитал ей симфонию?
«Опера имеет то преимущество, что дает возможность говорить музыкальным языком массе. Уже одно то, что опера может играться хоть сорок раз в течение сезона, дает ей преимущество над симфонией, которая будет исполнена раз в десять лет!!!»
Но симфоническая музыка, по мнению композитора, стоит «гораздо выше» оперной, потому что условия сцены в значительной степени парализуют чисто музыкальное вдохновение автора. «В симфонии... я свободен, нет для меня никаких ограничений и никаких стеснений».
Казалось бы, эти слова Чайковского о преимуществах одного и другого рода музыки совершенно справедливы, но вспоминаются и другие его слова, широко известные всему миру:
«Я желал бы всеми силами души, чтобы музыка моя распространялась, чтобы увеличивалось число лю­дей, любящих ее, находящих в ней утешение и под­пору».
Как соединить это желание Петра Ильича, эту вели­кую веру в его исполнение, которая слышится в словах Чайковского, с тем, что он с наибольшей охотой рабо­тал в самом трудном для восприятия и понимания ши­рокой слушательской аудитории жанре музыки? Для композитора приведенные выше слова не были красивой фразой. Он считал музыку «откровением», «лучшим даром для человечества». «Это не соломинка, за кото­рую только едва хватаешься, это верный друг, покро­витель и утешитель, и ради его одного стоит жить на свете».
Да, он «с бесконечно большим удовольствием и на­слаждением» писал симфонии и... с горечью думал о том, «сколько нужно времени, чтобы хорошая симфония могла быть оценена массой публики по достоинству».
Давайте попытаемся понять композитора и, кстати, не только его, но и всех тех талантливых творцов, ко­торые обращаются к жанру симфонической музыки и, как Чайковский, хотят быть понятыми своими слушате­лями.
К счастью, Петр Ильич оставил нам не только свою великую музыку, но и высказывания о ней, которые, как и она, необыкновенно искренни и глубоки. Итак, Чайковский объясняет Чайковского. За что же может «ухватиться» мало искушенный в музыке посетитель концерта, слушая симфонию и ста­раясь вникнуть в ее образный строй? Наверное, стоит ему посоветовать не ломать сильно голову над поисками ассоциаций и сравнений, которые, как он слышал, об­легчают восприятие музыки. Со временем это может прий­ти само. А сейчас надо просто слушать ее с открытым сердцем - это главное условие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49