На столе валяются рваные джинсики и кофточка с ржавыми пятнами крови. Я без труда узнаю одежду Танечки Морозовой. На полу разброшены фотографии топ-моделей. У всех молодые и счастливые лица.
— И твои фотки здесь, — говорит Стахов, оглядывая комнаты. — Понятно, уходим. Не будем мешать беспристрастному ходу расследования, если таковое будет.
По напряженному виду менхантера я догадываюсь, что картина самоубийства его не убеждает. Или, быть может, Стахов не хочет, чтобы официальные органы правопорядка узнали о нашем вторжении на место преступления?
Наш выход из подъезда сопровождается невероятной какофонией звуков: во дворик почти одновременно заезжают карета «Скорой помощи», милицейский «уазик» и машина МЧС. Зеваки ещё более вдохновлены: начинается второй акт бессмертной трагедии под названием «Жизнь и смерть».
Я и Стахов садимся в джип и тихо покидаем подмостки. Странно — у меня нет чувства победы. Все произошло столь стремительно, что я не успела осознать: все закончилось! А пока — усталость и неопределенность.
— Что нос повесила, — ободряет охотник на людей, — мало накуролесила?
Я признаюсь, мол, готовилась к затяжной войне, а выдался короткий бой, в котором я почти не принимала участия. Стахов утешает: ничего, меня ждут другие бои и не менее опасные. Что же касается маньяка, то да, есть вопросы. И самый главный: какая причина падения из окна? Испугался возмездия, совершив ошибку? Понял, что не уйти от правосудия?
— Есть некая театральность во всем этом, — размышляет мой спутник. Будем разбираться, Маша. Процентов восемьдесят, что маньяк «наш». Давай считать, что мы победили? Согласна?
— Согласна.
— Отлично. Тогда отдыхаем перед будущими битвами.
— А с кем биться?
— На наш век мрази хватит, — признается. — Сколько себя помню — все сражаюсь…
— Не с ветряными мельницами ли?
— И с ними тоже, — недобро ухмыляется. — Ничего, Маша, победа будет наша. Всегда!
Будут ли победы? Вопрос спорный. Такое впечатление, что люди, живущие по новым «капиталистическим» законам, утеряли нормальные жизненные ориентиры, и теперь, как слепые, тыкаются в попытках найти высший смысл своего жалкого бытия. Обогащайтесь! — лозунг дня и сегодняшняя национальная идея? Не слишком ли она жалка и ничтожна для нашей широкой и штормовой, как море, души?
— Предлагаю отпраздновать первую викторию, — слышу голос Стахова. — В одном уютном местечке.
— Только не в «Полуночном ковбое».
— А что такое?
Я коротко рассказываю о посещение этого ночного заведения, где произошли всевозможные «кислотные» ЧП. Охотник на людей весело смеется и обещает самое спокойное место в столице: ресторан «Ермак». Там хорошая «деревенская» кухня, народная музыка, и главное, тишина.
Я соглашаюсь — почему бы и нет? Я заслужила торжества с мужчиной, который нравится. По телефону нахожу Евгению и сообщаю последние известия: маньяк выпал из окна, а я вместе с менхантером направляюсь в ресторан, чтобы отдохнуть при свечах.
— Отдохнуть при свечах со Стаховым? — Подчеркнуто переспрашивает. — Ну смотри-смотри.
— Куда смотреть?
— Ты меня понимаешь.
— Прекрати. Я — взрослый человек.
— Ты маленькая и глупенькая.
— А ты, как моя мама, — и отключаю телефон.
Поговорили, черт! Мой спутник понимающе хмыкает, мол, что делать: все мыслят шаблонами, небось, я предупреждена не попадать под его мужественное обаяние?
— Попадают под трамвай, — огрызаюсь. — У меня, может, любовь.
— Любовь? К кому?
— К тебе.
Как мы не врезались в освещенный трамвай на повороте, не знаю. Наверное, нас хранили сахарные ангелочки, летающие в кучевых облаках: они успели вывернуть рулевое колесо и наш джип козликом поскакал по ночной дороге.
Выражение лица водителя было таким, будто увидел цирковую лошадь, умеющую говорить по-человечески.
— Мария, — строго сказал. — Не шути так больше. Я человек нервный и впечатлительный.
— Какие могут быть шутки? — пожала плечами. — Я тебя люблю.
— Прекрати, ты ещё маленькая.
— Я — дылда. У меня рост — метр восемьдесят один. А у тебя?
— Что у меня?
— Рост?
— Отстань. Мало мне проблем.
— Испугался? — рассмеялась. — Ай-яя, такой храбрый мальчик с пистолетом… и…
— Все! — зарычал, проезжая опасный поворот.
Вот странные мужчины, рассуждаю, глядя на мелькающие рекламные огни вечернего города, сами мечтают о неземной любви, готовы на недюжинные подвиги во имя дамы сердца, а когда она сама выказывает доброе отношение к герою, то они начинают нервничать и делать все, чтобы не потерять свободу.
— Мы с тобой друзья, Мария, — осторожно напоминают мне.
— Веришь в дружбу между мальчиком и девочкой?
— Верю, — признается, — но с трудом.
Взглянув в напряженное лицо Стахова, я подумала, наверное, биография героя настолько богата, что он твердо уверен: с молоденькой прелестницей лучше не связываться. Комплекс постаревшего донжуана? Или какая-то иная причина?
— Прости, — сказала. — А нет ли у тебя дочери моих, думаю, лет?
— О, боги! — вновь взревел Алекс. — Маша, ну нельзя так человека доставать. Не-е-ет, теперь я за тебя спокоен.
— И все-таки? Ты не ответил на мой вопрос.
— Черт! — говорит в сердцах и признается, что у него есть и дочь, и сын, и жена — бывшая; и так далее.
— И «так далее» — интересно-интересно?
Я ужасно вредничаю, понимая, что никакого права не имею вторгаться в чужую личную жизнь. Но как не вторгаться! Если очень хочется. Вот такое примитивное объяснение — хочется. И все!
Я ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Я чувствую, как в моей душе закипает буря, такая же как на море.
— Я тебе не нравлюсь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101