Стахов инструктировал меня о моем же поведении в гостях у Сопиковича: никаких эмоций и никаких самостоятельных действий без приказа.
Я смотрела на вечерний город и вспоминала его днем, когда мы искали Танечку Морозова и ещё жили надеждой на благополучный исход. Город был жарок и агрессивен, теперь он спокоен и сам задыхается, как человек, от удушья. Наверное, Танечку задушили удавкой, размышляю я невольно, а затем… Нет, надо прекратить об этом думать. Все это в прошлом — надо жить настоящим. И цель наша в этом настоящем — найти того, кто должен полностью уплатить за безвинную душу.
Через четверть часа наш джип закатил в район, застроенный старыми домами. Немцы сооружали, сообщил Стахов, и назвал какой-то дремучий год 1946. Я глазела на эти старые дома, на старых людей, проживающих в них, на старых детей во дворах, и думала: лет через пятьдесят по этой улице тоже будет мчатся на авто какая-нибудь красивая молоденькая девочка моих лет, и удивляться окружающему старому миру. Такое впечатление, что в этом районе проживала сама Старость.
— Не хочу быть старой, — говорю вслух.
— Что? — не понимает Алекс, высматривая трафаретки с номерами на домах. — Кажется, здесь?
Неужели, чтобы остаться молодой, надо умереть? Как это случилось с Танечкой Морозовой. Но я не хочу умирать — но не хочу быть и старой. Что же делать?
Между тем наш автомобиль уверенно въезжает в один из дворов. Внутри него — здание школы, однако заметно, что здесь тоже не учатся, а занимаются неким бизнесом. Кажется, книжным, если судить по бумажным кирпича, забившим мусорные баки. Мою догадку поддерживает Алекс, сообщив, что в «школе» располагается некое столичное издательство, выдающее на-гора невозможное пи-пи для доверчивых российских читателей:
— Никогда, Мария, не читай эту макулатуру.
— Я и не читаю, — признаюсь, выбираясь из машины. — Почти.
— Вот и не читай, — повторяет мой спутник, осматриваясь. — Нам сюда, указывает на соседний дом. — Первый подъезд, квартира тринадцать. Гляди, наш Сопикович не верит в магическую силу цифры. А вот мы верим…
Прогулочным шагом отправляемся в неожиданные гости. Никаких чувств не испытывала, словно помня наставления старшего товарища. Впрочем, была уверена: объекта нет на месте — или в больнице, или в подмосковном санатории.
На лавочке у подъезда старели старушки, похожие друг на друга, как сестры. Стахов обратился к ним:
— Бабули, Сопикович из тринадцатой дома?
Старушка, самая бойкая, ответила тоненьким голоском:
— Сопликович, сынок, дома. А вы из больницы?
— Из нее, — отмахнулся охотник на людей. — Бригада экстренной помощи. Если пациент будет кричать, не обращайте внимания.
— Ай-яя, — запричитали старушки, — беда-беда…
С чувством юмора у моего спутника было в порядке — даже чересчур. Заступив на широкую лестницу, неспеша зашаркали вверх. Стены были испещрены надписями, утверждающими, что здесь живут «лохи» и «козлы». Пахло жареной картошкой, рыбой и кошками.
Если закрыть глаза, легко представить: я в родном дивном городке, о котором я вспоминаю все меньше и меньше.
Квартира с выщербленным номерком «Кв.13» находится на третьем этаже. Решительная рука менхантера топит кнопку звонка. Разболтанно-мелодичный звук убегает в глубину квартиры.
Потом слышится поспешные шаги — дверь открывается. На пороге крупно-каботажная тетя с пористым лицом, где прорастают усики и бородавки. Общее впечатление, что перед нами бегемот, правда, женского рода. В чудовищно-безобразном сарафане: белое поле — черный горошек. Однако больше всего меня умилили ветхозаветные босоножки из 1946 года и беленькие газовые носочки с красненькой каемочкой.
Из самой квартиры шел неприятным запах мочи, лекарства и болезни. На немой вопрос хозяйки Стахов ответил, что мы из благотворительной организации «Мирные инициативы».
— Да-да, нам звонили, — обрадовался «бегемот» в босоножках. — Я дочь больной.
— Какой больной? — удивился Алекс. — Простите?
— Вы же к Луговой Инессе Львовне? То есть, к маме моей?
— Мы к Сопиковичу Ананию Ананьевичу.
— Ах, к моему мужу? — Воскликнула хозяйка. — Господи, не так вас поняла. Я — Ирина Горациевна. Очень рада, очень, — обтирала руки о полотенце, перекинутое через жирноватую шею. — У нас тут маленький хаос. Год неудачный: одни несчастья, — и пригласила пройти в квартиру. — То мама болеет, то вот супруг вернулся с юга…
Я испытала брезгливое чувство, появившееся от неприятных агрессивных запахов и домашнего неопрятного беспорядка.
— Ананий, к тебе из благотворительной организации, — медовым голоском сообщила Ирина Горациевна, пританцовывая у двери комнаты. — К тебе можно? Что?.. — И нам: — Знаете, после несчастного случая на море… Ананий сильно нервничает и просит, чтобы я его предупреждала…
Наконец раздался голос, мне знакомый, мол, кого там черти принесли?
— Прошу, — открыла дверь хозяйка. — Чай? Кофе?
— Чай? Кофе? — повторил Алекс. — Потанцуем?
— Что? — изумилась Ирина Горациевна.
— Шутка, — объяснил охотник на людей и заступил в комнату энергичным шагом, как представитель благотворительной организации.
Я готовилась увидеть Бог знает что — во всяком случае, образ печального паралитика в коляске стоял перед моим мысленным взором. И что же? Нас встречал здоровый молодец с упитанными щеками. Правда, небольшая бинтовая заплата на стриженной макушке напоминала о днях минувших и печальных.
Комната была заставлена стеллажами с книгами, на столе — портативный компьютер, на его экране цвела картинка некой шулерной карточной игры.
Наше хамоватое вторжение ввергло лже-Арнольда в шок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101