обратить внимание господина Шопина на тебя.
— Это как — обратить внимание?
— Тебя с ним познакомят.
— И что дальше?
— Обаяешь. Сделаешь вид, что от него без ума, как от мужчины и как от политического деятеля нашей эпохи.
Я признаюсь, что это все мне не нравится по понятным причинам. Стахов смеется: не волнуйся, «Маруся», мы будем все контролировать: каждый шаг и каждое слово — твое и его. Каким образом? Самым банальным и примитивным: с помощью «жучка», вмонтированного вот в эту брошку. Я изумляюсь: неужели все это происходит со мной? Такое видела лишь в кино про шпионов.
— А теперь это наша жизнь, — говорит охотник на людей. — Иногда чувствуешь себя в тылу врага. Женя, будь добра, — обращается к моей двоюродной сестре, и та ловко, словно не в первый раз, цепляет к моей маечке брошку, эстетический вид коей меня печалит, и я вспоминаю старенькую госпожу Штайн. — Ничего-ничего, Мария, — смеется менхантер. — Потерпи. Это всего на два-три часа.
— А что потом? — спрашиваю тоном примерной девочки, но которую хотят выпустить на уличную панель.
— Вопрос понят, — отвечает Алекс. — Потом мы проведем оперативную акцию в загородном доме господина Шопина… и все. С ним.
— Оперативную акцию?
— К ней будем готовиться, — не вник в мое состояние Стахов.
— Нашу Машу беспокоит лишь один вопрос, — выступила Евгения. — Не заставим ли мы её лечь с кем-нибудь в постель, выполняя задание родины.
— Машенька, посмотри на меня, — укоризненно проговорил Алекс. — Я похож на сутенера?
— Похож, — пошутила я.
Хорошо, что менхантер обладал чувством юмора и понял: я не хочу его обидеть. Просто нервничала, да и любая на моем месте испытывал бы душевную маету. Не каждый день тебя берут во взрослые игры, где правила неизвестны. Как себя вести и что делать, спросила.
— Будь сама собой, — ответил Александр. — Единственная просьба: господин Шопин должен находиться в твоем поле зрения.
— А если не захочет находиться в поле моего зрения?
— Ой, захочет, — рассмеялся охотник на людей. — Он у нас известный бабник. Не одной юбки…
— Алекс, — вмешалась сестра, — Маше все это необязательно знать.
— Что не должна знать?
— О юбках, например.
— Я должна знать все, — выступила в свою защиту.
— Я же говорю: Маша — наш человек, — проговорил менхантер и пообещал: — И мы с ней такую кашу сварим…
Я посчитала, что охотник на людей рисуется передо мной, и не обратила должного внимания на его последние слова. Мой малый жизненный опыт утверждал, что мужчины в большинстве своем пустомели и ради красного словца…
Как я заблуждалась! Если бы только знала, что последует через несколько дней… Не знала. И поэтому с любопытством провинциалки глазела на вечернюю столицу. Она была прекрасна и дышала легкой свежестью наступающей ночи. Ветер рвался в открытое окно джипа и холодил лицо.
Затем боевое авто влетело на горбатый мост над мерцающей Москвой-рекой и я увидела Кремль, освещенный прожекторами, и древнюю стену увидела, и небесное сияние увидела над куполами спящих церквей. Картина была величественная и благолепная. Я ощутила некий душевный подъем, схожий на беспричинную радость ребенка. И, словно почувствовав мое состояние, охотник на людей спросил:
— Лепота? Нравится?
— Да, — призналась. — Как шкатулочка.
— Как шкатулочка, — повторил Алекс и высказал мысль о том, что многие наши современники, о коих галдят без умолку телевизионные программы, лелеют мечту угодить на эту кремлевскую территорию.
— Зачем? — хотя прекрасно знала о чем речь.
— Власть, девочка. — И спросил: — Что может быть слаще власти?
— Не знаю. Деньги?
— У нас без власти деньги мусор, — ответил менхантер. — И это убедительно показывают последние события.
— Какие события?
— С нашими любимыми олигархами, — следует ответ и я узнаю, что некоторые фигуранты на нашем домотканом политическом олимпе, нахапавшие за последнее десятилетие миллионы и миллионы в валютном эквиваленте, канули в зарубежном небытие; впрочем, правда, ещё барахтаются, как гуси в нечистом пруду, а вернее, это дерганье висельника после того, как из-под него выбили березовую табуретку.
— Надо сказать, — вмешалась тут Женя, — что табуреточку наш Алекс выбивал.
— Не надо переоценивать мои возможности, — засмущался менхантер. — Я скромный герой своего трудового народа. Табуреточку выбивали мы общими усилиями.
— А теперь новую табуретку подставляем? — нашлась я. — Для Шопина.
— Ребенок меня покоряет, — восхитился Александр. — Я сразу почувствовал в ней родственную душу.
— Какой ещё ребенок, — запротестовала. — Мне уже семнадцать.
— Семнадцать и моей… — хмыкнул охотник на людей, — душе.
Здесь мы услышали возмущенный голос Евгении, прерывающий наше глуповатое кокетство друг перед другом:
— Черт возьми! Тогда мне сколько? Десять?
Сестра не успевает получить ответа: наше коротенькое автомобильное путешествие благополучно завершается: праздничный и яркий «Балчуг», отражая свои огни в реке, встречает гостей.
Их много и они по базарному толкаются у парадного входа, словно боясь не успеть поздравить высокопоставленного сановника.
Мы не спешим выходить из машины — по словам Стахова, к нам должен подойти некто Виктор, с которым я и буду работать.
— Работать? — фыркаю я.
Мои спутники начинают уверять, что это тоже работа, такая, как, например, работа ассенизатора.
— Да, мы очищаем общество от мерзости бытия, — не без патетики говорит Алекс. — И гадких людей. Посмотри, Маша, — указывает на парадную дверь ресторана, — на этих представителей высшего света. Бомонд! Политическая элита!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101