И набираю на мобильном телефоне номер известного модельера, хотя не верю в успех нашего эксперимента. А первым подопытным гражданином оказывается Зубец — голос вальяжный, манерный, незнакомый:
— Аллё-аллё? Я вас слушаю? Вы таки говорите? Федя, это ты?! Это ты, я знаю! Приезжай, я простил тебе твою измену. Фу-фу!
Отключив телефон, отрицательно качаю головой. Снова перебираю на панели цифры, диктуемые Стаховым. После сигнала раздается щелчок и голос голос, мне знакомый своим гадким искусственным дребезжанием.
— Да, Маша?
— Ах ты, козел! — неожиданно слышу свой голос. — Я с тебя шкуру сдерну! Убийца-а-а-а-а!
Вот такая благовоспитанная девица, читающая только великую русскую классику, правда, иногда и современную, но не классику. И что же слышу в ответ:
— Машенька! Спокойно. Жду-жду тебя! Надеюсь, ты без трусиков? Вот Танечка оказалась с трусиками, однако не девочкой. Нехорошо. Я её наказал. Ты видела, как я её наказал? Руки и ноги оказались такими нежными, а вот то, что между ножками… ужас… как ведерко…
От этих чудовищных слов со мной случается истерика: рвотные спазмы рвут организм, руки бьют телефон о бардачок, слезы… Омерзительное чувство, будто меня заливают серной кислотой. Она обжигает каждую клеточку, обжигает глаза, обжигает душу…
— Все-все-все! — слышу крик Стахова. — Мы его делаем. Держись, Маша!
Сила инерции вдавливает меня в сидение: наш танковый джип увеличивает скорость, и городские огни города мелькают, как астероиды, сжигающиеся в плотной земной атмосфере.
Затем автомобиль вырывается на тактический простор Садового кольца. Напряженный гул и трассирующие аляповатые пятна света — с такой скоростью я ещё не перемещалась в пространстве. Охотник на людей за рулем целеустремлен и похож на ночную хищную птицу, несущуюся на обреченную жертву.
Боже, думаю я, этот Бирюков все время находился рядом со мной. И, находясь неподалеку, плел свою необъяснимую паутину. Зачем? Сумеем ли получить ответ? Разве этот полоумный подонок не понимает, что я буду не одна. А, если понимает, и готовит западню? Ловушку для простаков? Клетку для доверчивых душ? Почему поступает так открыто и так цинично. Нечего терять? Странно? Нельзя логикой объяснить поступки больного. Да, он нездоров — в этом никаких сомнений. Лечить? Нет, таких надо отстреливать, как бешеных собак!
— Здесь! — кричит Стахов, когда джип вылетает из туннеля.
Я вижу многоэтажный кирпичный дом, нависший скалой над Садовым кольцом и подурневший от времени и постоянных выхлопных газов.
Дальнейшие события выходили за рамки нашей повседневной жизни. Видимо, небесный Демиург, сочиняющий сценарий человеческой жизни, был большим затейником. Не успели мы въехать в грязноватый дворик, как дурные предчувствия…
В освещенной фонарями брюшине двора наблюдалась паника: плакали дураковаляющие малютки в колясках, нервные мамы поспешно увозили их, пронзительно кричала детвора постарше, бабульки на лавочках крестились, радостно суетились бомжоватые пьянчуги, какая-то гражданка на балконе истерично требовала вызвать милицию и «Скорую помощь».
Я и Стахов переглянулись и поняли, что причина этого смятения только одна: господин Бирюков! В чем же дело?
У металлических «ракушечных» гаражей барахолили бесстрашные местные алкашики. В одну из гаражных крыш впечаталось тело. Оно выглядело неприятно изломанным, как большая кукла, выкинутая из-за ненадобности.
— Я глядь: летит, как космонавт, — с поспешной запальчивостью изъяснялся пропитой гномик с всклокоченными немытыми волосами. — Жуть, еть. Плыг — из окошка. Во! Красота небесная!
Охотник на людей приблизился к гаражам, поднял голову на открытые освещенные окна с глазеющими вовсю зрителями; оглянувшись, спросил:
— Знакомая личность, Маша?
— Нет.
— Лет ему сорок, — решил Стахов, вглядываясь в разбитое темное тело, и обратился к зевакам. — Кто его знает?
— А чего знать-то, — выступил вперед «собачник» в спортивном костюме, у его ног деберманил пес с добрыми глазами. — Это мой сосед Бирюков Лёня. Ничего малый… был. Любил выпить да к слабому полу… того… Вот к таким, — указал на меня.
Я сделала вид, что не слышу оскорбительного комплимента: дурак — он везде дурак. Менхантер тоже не обратил внимания на такую «мелочь»: взяв меня под руку, повел в жилой дом.
— Надо успеть глянуть на логово до приезда служб, — объяснил Алекс.
— Зачем?
— Чтобы убедиться: Бирюков наш «маньяк».
А что тут убеждаться: ясно, что модельер оказался крепко больным на голову. Устроив кровавую интригу, прозрел в последний миг или уразумел, что возмездие неизбежно. И поэтому сиганул в вечное…
На лифте мы поднялись на одиннадцатый этаж. На лестничной площадке мельтешили возбужденные жильцы. Их лица были одухотворенные, точно они участвовали в премьере спектакля.
Приняв инициативного Стахова за представителя правопорядка, начали излагать свои версии происшедшего: пьянство, разврат, наркотики.
— Изложите все в письменном виде, — советует охотник на людей и толкает рукой входную дверь квартиры самоубийцы.
Она легко открывается — к моему удивлению.
— Минуточку, — говорит Стахов. — Всем оставаться на местах. — И приказывает мне никого не впускать и не выпускать.
— Хорошо, — пожимаю плечами, заметив, как рука Алекса тянется к кобуре; это меня удивляет — неужели, он считает, что Бирюков прыгнул не сам? Ему кто-то помог? Кто?
Через минуту я приглашена в квартиру. Менхантером, разумеется.
В двухкомнатной квартире, отремонтированной под «евро», плавает удушающий запах парфюмерии. Большая комната буквально завалена дамской одеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101