Во всяком случае, первое впечатление было именно таким. Яркие краски, где цвет оранж преобладал, на каждом столике стояли декоративный кактусы, маленькая сцена представляла собой загон для лошадей в далеком, пыльном и колоритном Техасе, а клетчатые рубахи и джинсово-кожаные штаны на грубых официантах, выступающих в роли грубых и простых парней, дополняли это впечатление. Не хватало лишь кобылы. Или коня. Впрочем, разгоряченные конские морды были намалеваны на заднике сцены.
— Как тебе здесь, Маша? — поинтересовалась моя двоюродная сестра, когда мы садились за столик. — Не хило?
— Конечно, не Париж, — отшутилась я, — но отдохнуть, думаю, можно.
— После третьей бутылки текилы будет нам и Париж, — заметила Галя.
— И даже Рио-де-Жанейро, — хихикнула Аллочка, потирая ручки в предвкушении праздника.
Еще раз осмотревшись, я определила основной, так сказать, контингент любительниц остренького. Это были деловые дамочки за тридцать. Прекрасный возраст, когда позади первая сумасшедшая любовь, когда потеряно лет пять-шесть на создание семейного гнездышка, пропахшего котлетами, детскими пеленками и скандалами со спивающимся муженьком, когда есть самостоятельный, ломкий и вредный ребенок-подросток, когда есть прибыльный бизнес, но нет счастья в личной жизни, утекающей с каждым днем, как песок сквозь пальцы. Главный враг таких дам — время. Глядя по утрам в зеркало, они замечают на лице серую сетку морщин, похожую на вуаль смерти. Не всякая обладает достаточным мужеством, чтобы не запаниковать. Многие, решив обмануть времечко, делают косметические операции, заводят молоденьких любовничков, обмазывая их кисло-сладкой спермой свои пряные личики, отдыхают на заснеженных курортах Швейцарии, посещают ночные клубы со специфическими программами, уходят с головой в работу и так далее. Увы, единственное, что нельзя объехать на хромой кобыле, так это каньон под названием «Время».
Тем временем атмосфера в клубе менялась в сторону техасского смерча. Публика желала обещанного рекламой зрелища. На столиках звенели графские бутылки с шампанским и крестьянской текилой. Мелкие дамские угодники, похожие на мультяшных вошек, суетились, пытаясь соответствовать волнительному моменту. Наконец из динамиков заштормило музыкальными волнами. Софиты на сцене радужно вспыхнули, образуя световое пятно.
— Джо! — истерично вскрикнули сестры Миненковы, а вместе с ними и весь зал.
И он появился в световом пятне — герой дамских слезливо-романтических грез. Джо был черен, как алабамская ночь. Но щерился белозубой улыбкой, как преуспевающий янки-яппи из штата Вашингтон. Прикид на Джо был самый что ни есть ковбойский: кожаные штаны, похожие на шаровары, куртка, модно разлохмаченная, байковая рубаха в клетку, ковбойская шляпа и сапоги с огромными и, видимо, звенящими шпорами. Словом, не мужчина — мечта!
Пока я его рассматривала, как гостья столицы витрины бутиков на Тверской, чернокожий man принялся выделывать своим телом странные движения, будто между его ног находилась невидимая и строптивая кобыла, на крупе которой мускулистый наш молодец с трудом как бы гарцевал.
Такая выразительная «скачка» принесла всаднику первый успех: тетки завизжали, в потолок ударили пробки из бутылок шампанского, мелкие дамские угодники утонули в первых же валах женского сладострастия…
Словом, праздник начал набирать обороты, как дизельная установка на морском буксире ЧПК-17.
Я невольно вспомнила море, свой милый городок, его провинциальных наивных жителей, праздничную набережную, чистенький порт… Представляю, какие чувства испытала бы моя мама, если бы увидела меня здесь, в этом веселеньком оранжевом вертепе… Ох, мама-мама…
Между тем Джо разошелся не на шутку, принявшись скидывать с себя одежды. И через минуту предстал перед нами… в чем его далекая алабамская мама родила. А родила она его в концертных плавках с лиловым отливом.
— Люблю уголек, — заявила Алла, заливая шампанским свое пылающее нутро.
— Красавчик наш раскудрявчик, — Галя тянулась плотным телом и потным лицом к сцене.
— Не зверейте, девочки, — сказала Евгения, — что подумает Маша.
Я хмыкнула от такой заботы — хороша сестра, затащила на этот истерический бабский бедламчик, а теперь волнуется о моей нравственности.
Между тем Джо решил пойти до конца и «в народ»: скинув плавки, он оказался в некоем подобии туземной повязки, которую я тут же почему-то окрестила бордельеро, слабо скрывающей его главную корневую суть. Двигаясь меж столиками, стриптизер задерживался у самых повизгивающих особ и те, млея и по-идиотски улыбаясь, тискали в это самое бордельеро чужестранные ассигнации. Я никогда не видела, чтобы люди с такой радостью расставались со своими кровными.
— А он рубли принимает? — позволила себе шутку.
Шутка оказалась неуместной — Аллочка скривила губы и заявила, что за такое изящное искусство платят только твердой валютой. Женя, словно поддерживая меня, засмеялась: какой-какой валютой, милочка?..
К моему облегчению, сборщик налогов с восторженных отечественных дур продефилировал в сторонке от нас, будто подозревая, что кроме «деревянных» ему здесь ничего не обломится.
Я перевела дух — что-то нас ждет впереди?
Ждало нас появление на сцене нового действующего лица. Это был невероятно рыжий малый с пунцовым лицом, будто его обжарили в соседней пиццерии. По истеричным криком публики нетрудно было догадаться, что перед нами Джек, прискакавший к нам из горячих чужих прерий. Нельзя сказать, что его «скачки» отличались чем-то принципиальным от «скачек» Джо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101