Еще больший шок донжуан испытал, когда узнал во мне особу, приласкавшую его от всей своей бескомпромиссной юной души.
Шулеру по жизни казалось, что он спит, и ему снится дурной сон. К его сожалению, это был далеко не сон. Мы наступали на него и гражданин Сопикович решил: его снова будут бить — и бить больно. И не только по голове. Отступая, некрасиво плюхнулся на тахту и взвизгнул тонким фальцетом:
— Кто вы такие?!
Мой товарищ с удивлением отвечал, мол, мы из благотворительной организации, которая занимается решением неких проблем, связанных с игрой в карты.
— В карты? Какие карты? Я не играю в карты? — нервничал человек на тахте. Затем раздался лязг зубов и вопрос: — Она с вами?
— Кто?
— Вот эта… б-б-благотворительница! — и невольно поправил заплату на макушке.
— Она лучший наш работник, — ответил охотник на людей, садясь в кресло перед компьютером. — Ну-с, тренируемся, Ананий Ананьевич. И это правильно надо долги отдавать.
— Ах, — радостно вскинулся Сопикович. — Так вы за долгом от Севы Зайченко?
— Именно от него, — невозмутимо ответил менхантер.
— Минуточку. Разрешите… — и тиснул руку в дальний угол стола; порывшись там с напряженным лицом, вырвал на свет плотную пачку долларов: Только Ирочке не говорите. Она меня не поймет. Ее мамаша загибается уж год десятый. Живучая, я вам скажу… — И с угодливостью вручил деньги моему спутнику.
Тот меланхолично взял пачку, чуть распушил её и проговорил:
— Имеем мы, Ананий, к тебе иной бубновый интерес.
— Я так и знал, — всхлипнул лже-Арнольд. — Она меня сама пригласила на танец. А я её угостил шампанским. А она за это меня… вот…
— Маша, — с укором молвил Алекс. — Зачем же ты так? Тебя, оказывается, угостили шампанским, а ты… по голове…
— Это не я, — фыркнула. — Он сам споткнулся.
— Как споткнулся? — взвизгнул шулер. — Ну, товарищи, у меня нет слов…
Всю эту ахинею прерывает стук в дверь — Ирина Горациевна с подносом, где чай и пирожки собственной выпечке. Ее ноздреватое лицо имеет такое уморительно-стыдливое выражением, что я с трудом сдерживаю смех. Очевидно, она живет иллюзией, что её супруг лучший в мире и занимается нужным трудом на благо всего общества.
— Ирочка, — страдает тот, — мы очень заняты.
— Ананечка, ты себя не жалеешь, — и удаляется, пританцовывая на безразмерных босоножках.
— Какая приятная во всех отношениях женщина, — замечает Стахов. — Не хотелось бы её огорчать…
— Прекратите, — сопротивляется лже-Арнольд. — Я не понимаю цели вашего появления здесь?
— Нас интересует, — делает паузу Алекс и плюхает денежную пачку на стол. — Кому ты жаловался на молоденькую стервочку?.. Прости, Маша.
— Ничего, — киваю я.
— Итак?..
— Я жаловался? — изумляется Сопикович. — Зачем?
— Вспомни. Играли, пили, говорили…
— Играли, пили, говорили, — повторяет с обреченностью. — Мне же пить нельзя?
— А играть?
— Играть можно.
— Ну вот, — убедительно заключает Стахов. — Играли и говорили о бабах. С кем? С Зайченко — раз!
— А зачем это все?
— Здесь вопросы задаю я.
— Ну, когда вылечился, то встретился с друзьями…
— Из модельного бизнеса?
— Да. Я не обманывал вас, Маша…
— Фамилии, адреса, телефоны?
Через несколько минут у нас были данные на четырех персон, которые знали о том, что случилось с их приятелем на море. Расчет охотника на людей оказался точным: после выписки из больницы лже-Арнольд учинил мальчишник, где все и узнали о его неудачном походе на юг.
— Но фамилию я не называл, — утверждал. — Маша и Маша. Говорил, что эта… э-э-э… девочка мечтает стать топ-моделью. Зайченко ответил на это: мало мне «его» манекенщиц.
— Но городок-то называл?
— Дивноморск, — признался шулер, — называл.
— Прекрасно, — заключил менхантер. — Картинка как будто складывается. Да, Маша?
Я согласилась. Зачем спорить, если в упомянутой встрече «мальчиков» принимали такие действующие лица, как Всеволод Зайченко, Вениамин Соловейчик, Владимир Зубец, Лёня Бирюков. Выбирай маньяка — не хочу!
Однако, признаться, меня не покидало чувство: мы идем ложным путем. Почему? Ответ — зачем модным кутюрье-модельерам, у которых всяких разных «вешалок» хватит на сто жизней вперед, заниматься пришлой провинциалкой, донимать её сумасшедшими телефонными звонками, угрожать. И после — убить. Как это случилось с Танечкой.
Да, у этих «мальчиков» море разливанное из тех топ-моделей, кто готов на все ради карьеры в Высокой моде. Болезнь? Быть может. Но не убеждает. И самое главное: мне знаком голос Севы Зайченко и Вени Соловейчика. Трудно сказать, какие виды на меня у последнего, однако он приметно не относится к маньяку. Остается двое: Зубец и Бирюков.
Все эти соображения выказала уже в джипе, который мчал по вечернему, утомленному от прошлой жары городу. Чаю с опилками и домашними пирожками мы так и не выпили, оставив лже-Арнольда в глубоком недоумении о цели своего визита.
— Хорошо, — согласился с моими доводами Стахов. — Делаем просто: сейчас же звоним Зубцу и Бирюкову. Если кто-то из них, узнаешь по голосу.
— А что говорить? — спросила.
— Они сами скажут, — недобро ухмыльнулся мой спутник.
— Как-то прямолинейно, — позволила себе заметить. — Хитрости нет.
— А маньяки — народ бесхитростный, — с убеждением проговорил Алекс. Поймал, убил, изнасиловал, разрубил, съел — и порядок!
— Саша, как ты так можешь, — возмутилась.
— Есть такая реклама: съел — и порядок!
— Прекрати! — закричала.
— Прости, чую запах дичи, — признался. — Поймаю, шкуру живьем сдерну.
Бог мой, переживаю, что за времена и что за страна, где мы родились и живем? Не цивилизация — остров антропофагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101