Камилия думала так же.
К изумлению всех присутствующих, Каддафи не начал свою лекцию обращением к аудитории, а повернулся к ней спиной и большими буквами написал мелом на доске: «Девственность. Менструация. Деторождение». После этого он заявил, что установить равенство женщин и мужчин невозможно, так как это нарушило бы законы анатомии и физиологии, – женщины, подобно коровам, должны вынашивать и выкармливать детей, трудиться рядом с мужчинами им не подобает.
Аудитория разразилась возмущенными криками, но оратор продолжал, как ни в чем не бывало, развивать тему в том же ключе: женщины от природы слабее мужчин и не могут выносить жару, духоту и физические перегрузки на фабриках и заводах. Встал известный журналист и, покрыв громким голосом неистовый шум, задал президенту вопрос:
– Господин президент, у вас когда-нибудь выходил наружу почечный камень? Говорят, что это очень болезненно (очевидно, журналист слыхал про почечную болезнь президента и неспроста задал ему этот вопрос). Так вот, представьте себе, что наружу выходит не камушек, а небольшая дыня, – как бы вы себя чувствовали?! Вытерпели бы вы такое? А женщины терпят. Кто же сильнее – мужчина или женщина?
Камилии показалось, что сейчас обвалится крыша – так неистово захлопали женщины. Она посмотрела на часы и увидела, что ей надо торопиться на встречу с Элис.
Элис сидела в такси напротив женского клуба и размышляла. Предложение Амиры взбудоражило ее и пришлось ей по душе: действительно, может быть, в Саудовской Аравии она, оторвавшись от привычной обстановки, осмыслит свою жизнь. Со времени отъезда Ясмины из Египта, депрессия Элис усилилась. Если раньше она ощущалась как холодная подводная река, разрушающая твердыню души, то теперь бурное течение как будто пульсировало под самой кожей, а иногда как водопад шумело в ушах. Доктор сказал ей, что это гипертония, и дал таблетки, которые она выбросила. Она лучше врача знала, что это такое – это была меланхолия, – старомодное слово, которым обозначили в свидетельстве о смерти причину гибели леди Франсис, матери Элис. А причина меланхолии Элис – борьба Запада и Востока в ее сознании.
Может быть, путешествие с Амирой поможет ей отвлечься и действительно даст возможность осмыслить свою жизнь.
Подъехал длинный черный лимузин, и тотчас собрались зеваки. Это был лимузин Дахибы, богини египтян, – через три года после смерти президента Насера борьба за ограничение роскоши сошла на нет, потому что Саадат выставил из Египта русских с их призывами к социальной уравниловке. Богачи снова блистали драгоценностями и ездили на лимузинах, припрятанных во времена Насера. Дахиба была ярчайшей кинозвездой, богиней Египта – а египтяне желали, чтобы их богини жили роскошно, и любовались на ее великолепный лимузин. Но из сверкающего лимузина вышла не богиня Дахиба, а маленькая богинечка с двумя косичками и щербиной на месте передних зубов. С криками «Тетя Элис!» она кинулась в объятия Элис, которая крепко обняла ребенка, вдыхая запах свежевымытых детских волос.
– Ты едешь за покупками, дорогая? – спросила Элис с улыбкой.
– Да! Да! Мама обещала купить мне новое платье! – Маленькая Зейнаб называла «мамой» Камилию, но матерью этой девочки с железной скобой на ноге была Ясмина, а Элис приходилась ей не двоюродной, а родной бабушкой.
– Благослови вас Бог, прекрасная леди, – сказал Хаким Рауф, выходя из машины. Он изрядно пополнел, но превосходно выглядел в элегантном итальянском костюме, благоухая дорогим одеколоном и кубинской сигарой и, несмотря на ранний час, виски. Толстощекое лицо сияло искренней улыбкой. Элис приветливо улыбнулась в ответ:
– У вас все благополучно, мистер Рауф?
– Как видите, я процветаю, моя прекрасная леди! Но, – он развел руки, – я совершенно подавлен. Правительство запрещает мне снимать то, что я хочу. Я не могу снять настоящий фильм! Думаю, не поехать ли мне вслед за женой в Ливан, там, может быть, это удастся…
Рауф хотел снять фильм о женщине, которая убивает мужа и любовника. «В Египте суд может оправдать мужа, который убивает жену, но, – заявил Рауфу цензор, – мужчина убивает в защиту своей чести, а у женщины чести нет».
– А тетя Дахиба приехала из Бейрута! – весело кричала Зейнаб, дергая Элис за руку.
Элис посмотрела на девчушку, и сердце ее сжалось. Такая красивая, живой портрет шестилетней Ясмины, те же голубые глаза, но личико смуглое, как у отца. И эта высохшая нога, которую она волочит, пока еще не осознавая в детской беспечности своего убожества.
Двери женского клуба открылись, Камилия направилась к машине, улыбкой приветствовала Рауфа и обняла Элис.
– Хелло, тетя! Слышите, что там делается? Женщины готовы живьем изжарить президента Каддафи!
Камилия подняла на руки Зейнаб, поцеловала ее в щечку и нежно проворковала:
– Ну, как ты, моя птичка?
– Да ты же меня видела час назад! – удивилась девочка. – Мама, тетя Элис хочет мне купить шоколадное яйцо. Ты разрешишь?
Когда Камилия шесть лет назад вернулась из Порт-Саида и узнала о том, что случилось с Ясминой, Амира велела ей удочерить девочку. Ребенка назвали в честь святой Зейнаб, покровительницы калек. Девочку выдали за сиротку, отец которой погиб во время Шестидневной войны.
Став приемной матерью племянницы, Камилия тщательно охраняла свою репутацию, не встречалась с мужчинами, не выступала во второразрядных клубах.
Хаким Рауф стал ее менеджером и вел все ее дела. Камилия и Элис хранили тайну рождения Зейнаб, и Ясмина не знала, что у нее есть дочь. Элис хотела, чтобы Ясмина вступила в новую жизнь ничем не связанной и свободной от угрызений совести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144