Наср сразу стал разгружать самолет, укладывая в багажник машины ящики с лекарствами и вакцинами, – их надо было как можно скорее доставить в Аль-Тафлу и поместить в холодильник. Коннор подошел к высунувшемуся из своей кабины пилоту и приветствовал его:
– Аль хамду лиллах! Салаамат!
– Салаамат! – откликнулся тот.
Коннор подошел к дверце пассажирской кабины, надеясь встретить присланного ему заместителя, и нахмурился, увидев женщину в джинсах и легкой блузке, с золотистым «конским хвостом», сияющим на солнце. Потом он узнал ее и с радостным удивлением воскликнул:
– Джесмайн!
– Хелло, доктор Коннор! – ответила она, спрыгивая на дорожку. – До чего ж я рада вас видеть!
– Джесмайн Ван Керк! Каким ветром вас сюда занесло?
– Разве вам не сообщили из лондонского офиса, что они присылают именно меня?
– От них дождешься! Сообщат через месяц после вашего появления! Но это же чудесно – встретить вас! Сколько же лет мы не виделись?
– Шесть с половиной. Мы встретились в Неваде, на атомном полигоне, помните?
– Конечно, помню. – Он не сразу отпустил ее руку. – Ну ладно, поедем в Аль-Тафлу.
Пока он помогал Насру загрузить в багажники «тойот» последние алюминиевые ящики с наклейками «Международная организация здравоохранения», Джесмайн стояла, обернувшись в сторону Нила. Она закрыла глаза, и прохладный ветер обдувал ее лицо. «Пятьсот миль между мною и Каиром, – думала она. – Пятьсот миль отделяют меня от тех, кто может растравить мне сердце. Я буду спокойна здесь».
– Это весь ваш багаж? – спросил Коннор.
– Да, один чемодан.
Коннор забросил легкий чемодан в багажник «тойоты», сел за руль и нажал стартер. Машина запрыгала по неровной дороге; Джесмайн уставилась в ветровое стекло и молчала.
– Значит, вы все-таки решились приехать в Египет, – сказал он. – Я помню, что вы не хотели. Семья вам была рада, наверное.
– Они меня не видели. Я не останавливалась в Каире.
– А! Последний раз, когда мы встретились, вы должны были ехать в Ливан. Как вы там работали?
– Там было ужасно. А потом меня перевели в лагерь беженцев в Газе. Там было еще ужаснее. Мир как будто не хочет знать о бедствиях палестинцев!
– Мир ни о чем не хочет знать!
Джесмайн удивила эта реакция. Она почувствовала в Конноре какую-то перемену. Голос был прежний, он говорил громко, с английским акцентом, но что-то горькое звучало в интонации. Изменилось что-то и во внешности– по-прежнему излучал энергию, но лицо похудело, кожа обтянула скулы, и в глазах метался скрытый гнев, – но он справлялся с собой и снова выглядел таким, как прежде.
– Я чертовски рад, что вы приехали, Джесмайн, – повторил он, улыбаясь. – Мне не везло на помощниц. Присылали незамужних женщин, а наши крестьянки взяли их на зубок. Незамужним женщинам трудно работать на Востоке. Одна морока с ними.
– Ну, а как с мужчинами?
– Да тоже неудачно. Один – медик из Египта, студент, по молодости, наверное, не сладил с моими феллахами и отпросился домой по состоянию здоровья. Другой, американец, вздумал обращать их в христианство, и я его живо выставил. Я особенно и не виню этих парней–с феллахами трудно. Им, как детям, присмотр нужен. Решат, например, что надо сразу принять лекарство, которое дается на неделю, – считают, что одна таблетка хорошо, а семь – в семь раз лучше помогут.
«Тойота» ехала краем поля. Деклин нахмурился и продолжал рассказывать:
– Была здесь эпидемия холеры. Крестьянин посетил Мекку, привез воды из священного колодца и вылил ее в деревне в колодец, чтобы поделиться святыней с односельчанами. Оказалось, что привез он воду с холерными бациллами. Очень трудно с прививками – феллахи боятся их делать. Один случай был трагический: парень не боялся прививок, и за деньги ходил на уколы вместо своих соседей. Пока разобрались – двадцать порций вакцины получил, – умер.
Джесмайн опустила стекло и почувствовала на лице холодный, сухой воздух пустыни. Ее била нервная дрожь, – это было слишком много сразу: снова Египет, снова Коннор.
– Я рада, что буду помогать вам, – сказала она, справившись со своим волнением.
– Вы не только будете мне помогать – вы меня смените, – возразил он.
– Я не знала! Когда же вы уезжаете?
– Значит, они вам не сообщили. Через три месяца. «Королевские фармацевты» Шотландии предложили мне пост директора отделения тропической медицины в своей организации.
– В Шотландии! Вы займетесь научными исследованиями?
– Я буду администратором. Отсиживать за письменным столом от девяти до пяти. И никаких пациентов, никаких переполненных больниц с двумя больными на одной койке. Я признаюсь вам, Джесмайн, – я устал помогать людям, которые сами себе помочь не хотят. И мне тошно от пальм и солнечного света. Люди стремятся отдыхать в тропиках, а я мечтаю жить среди туманов и дождей.
Она посмотрела на него удивленно:
– А ваша жена тоже будет работать в Шотландии? Он судорожно сжал руль, машина запрыгала по неровной дороге.
– Сибил умерла. Три года назад, в Танзании.
– О, простите меня, – Джесмайн снова повернулась к открытому окну, вдыхая запах жирной глины на берегу Нила, запахи травы и реки. «В душе Деклина живет гнев, – думала она. – На кого и на что? Когда и почему он возник?»
Они миновали пустыню и ехали полями, где уже созрели пшеница и люцерна, и немногочисленные феллахи в развевающихся от ветра галабеях мотыжили землю и, подняв головы, весело махали проезжающей машине.
– А как ваш сын Дэвид? – спросила Джесмайн.
– Ему девятнадцать, учится в колледже в Англии. Славный парень. Как только перееду в Европу, заберу его к себе, будем жить вместе. В Шотландии хорошая рыбалка, вместе будем ездить на озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144