Умма не хочет никакой помощи. И меня не допускает. Хотя сама она тоже больна, но в постели не лежит.
– Мать всегда хотела делать все сама, – заметила Дахиба, и они заторопились к лимузину.
– А где Ибрахим?
– На похоронах Джамала Рашида. А потом он собирался в больницу к Элис. Она в частной клинике – заболела первая, и отец решил ее изолировать. Но потом заболели все, и дом на карантине. Столько народу – ведь вся семья собралась на праздник Шамм эль-Нессим. Ни одной кровати свободной!
– А где больница? – спросила Дахиба. – Поедем туда!
Элис открыла глаза; у постели ее сидел Ибрахим. Она чувствовала себя очень слабой. Ибрахим был в белом халате и прорезиненных медицинских перчатках; он показался ей усталым и даже постаревшим.
– Что со мной было? – тихо спросила она.
– Ничего, родная, теперь уже нет опасности.
– Я давно в больнице?
– Три дня. На шестой день болезнь уже проходит.
– А чем я больна?
– Холерой. Но все будет в порядке. Я назначил тебе курс антибиотика.
– Холера! – вскричала она в ужасе. – А вся семья? Мухаммед? Мой внук жив?
– Наш внук уже поправился, Элис. Все переболели, кроме Захарии, некоторые в слабой форме. Министерство здравоохранения исследует пищу и воду в нашем доме, потому что пока он единственный в Каире поражен холерой.
Он сжал ее руки:
– Аль хамду лилла – благодарение Богу, – что я сразу сделал тебе анализ. Когда холеру захватывают в самом начале, с ней нетрудно справиться.
– Когда мне можно будет вернуться домой?
– Как только ты окрепнешь, – он погладил ее волосы, жалея, что не может ощутить через перчатку их шелковистость.
Когда Элис стало плохо в приемной Ибрахима, он почувствовал, как боится ее потерять. Он поместил ее в дорогую частную клинику, а не в государственную больницу, где няньки не дозовешься, дежурил около нее каждый день. Элис почувствовала его нежность и прижала его руку.
– Смотри, сколько цветов прислали тебе друзья, – сказал он. Элис почувствовала нежность в его голосе, вспомнила встревоженное лицо у ее изголовья, когда она была в полузабытьи. Значит, любовь не умерла или Ибрахим вообще так добр с больными?
– Теперь я оставлю тебя, – сказал он, целуя ее в лоб. – Да хранит тебя Бог.
В приемной он с изумлением увидел Камилию и Дахибу. Ибрахим уставился на сестру с изумлением.
– Что ты глазеешь, как осел, сделай мне инъекцию против холеры, – сказала она, закатывая рукав.
Хамсин окутывал Каир пыльным облаком, почти не были видны минареты, с которых неслись традиционные, неизменные на протяжении тринадцати веков призывы к молитве:
Бог велик!
Бог велик!
Я признаю, что нет Бога, кроме Бога!
Я признаю, что нет Бога, кроме Бога!
Я свидетельствую, что Мухаммед Пророк Его.
Я свидетельствую, что Мухаммед Пророк Его.
Через молитву,
Через молитву
Достигнешь благодати.
Достигнешь благодати.
Бог велик!
Бог велик!
Нет Бога кроме Бога!
Медсестра Ибрахима Худа торопилась вынести подкладное судно; проходя мимо открытой двери спальни Амиры, она увидела старую женщину, распростертую в утренней молитве. Это зрелище не вызвало у девушки благоговейного чувства – точно так же пять раз в день простирались в молитве ее отец и братья, шестеро бездельников, сидящих весь день в кафе, а вечером садящихся за стол дома и поедающих обед, приготовленный Худой после целого дня работы в клинике. То-то они повозятся эту неделю с кастрюлями и сковородками – она целыми сутками работает теперь в доме доктора Ибрахима, и он, наверное, хорошо ей заплатит, а может быть, еще и подарит какую-нибудь красивую вещь. Но работы было много, и она устала. Вот сейчас закапризничал, отказываясь от завтрака, десятилетний Мухаммед. Он требовал, чтобы его кормила бабушка Нефисса, а той было плохо. Некоторые женщины уже почти поправились и могли ухаживать за больными, но Худе приходилось за ними все время наблюдать, чтобы они тщательно дезинфицировали судна, кипятили грязные простыни и так далее. Несоблюдение всех необходимых правил могло привести к распространению холеры за пределы дома Рашидов.
Трудно было сладить с упрямством миссис Амиры: она не позволяла открывать в доме окна, чтобы хамсин не принес в своем дыхании джиннов пустыни. Все-таки Худа была довольна, что согласилась помогать в доме доктора Ибрахима: она давно была в него влюблена и хотела увидеть, как он живет. Оказалось, что его дом – настоящий дворец!
Она поглядела на цветную фотографию красивой женщины над кроватью Мухаммеда. Мальчик похож на свою мать, только смуглый, а глаза синие – видно, что вырастет красавцем. Худа встала, чтобы унести тарелку– Мухаммед решительно отказывался от еды.
– Не будешь есть – не поправишься, – сердито сказала она и потянулась за подносом, но вдруг почувствовала боль в животе, колени ее подогнулись, и она упала с приступом рвоты. Мухаммед закричал, вбежала Амира.
– У тебя была тошнота?
– Нет, – еле выговорила Худа. Рвота без тошноты – признак холеры. Худа тоже заразилась.
Черный лимузин, утративший свой блеск в песчаном вихре хамсина, подъехал к дому на улице Райских Дев; Камилия и Дахиба ворвались в дом, даже не постучав, и увидели в холле Амиру, увязывающую в тюк грязные простыни.
– Святая Зейнаб дома на улице Райских Дев! – прошептала Дахиба и, быстро подойдя к матери, спросила: – Мама, почему вы не разрешаете открывать окна?
– Фатима, дорогая моя… – Амира не могла говорить, но справилась с собой и ответила: – Болезнь приносит ветер. Джинны пустыни проникнут в дом…
– Не джинны, а микробы, можешь увидеть в микроскоп брата.
– Джинны невидимы. Уходи, дочь, а не то заболеешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144