Давай! – И, обращаясь к нам, достойный отец, честный муж и исправный прихожанин добавил: – Сын очень рад вам помочь.
Похоже, Андрэ был бы сейчас рад другому – оказаться за тридевять земель от полицейского участка.
Подчиняясь строгому взгляду отца, подросток вдруг затараторил:
– Я уже вроде как все рассказал детективу Гиттенсу. А было так. Я видел Харолда несколько недель назад. Мы вроде как живем в доме на Гроув-парк. А мать Брекстона вроде как живет в соседней квартире. Харолд там уже не живет, а мать – да. Я Харолда вроде как не очень хорошо знаю. А мамаша его – тетка хорошая. Пока Харолд не слинял из материной квартиры, я вроде как с ним общался – немного, конечно. Он теперь иногда забегает. Вроде как помогает народу – если когда кому есть нечего, деньжат подкинет или вроде того. Ну, старикам там, иногда чего другое.
Гиттенс крутанул указательным пальцем в воздухе – дескать, закругляй треп, переходи к делу!
– Значит, выхожу я из лифта, а тут как раз Харолд вроде как поднимается на площадку по лестнице. Я думаю – дела! Спрашиваю: «Ты чего пешком на восьмой-то этаж?» А он мне вроде как ничего, только «Привет, хрюшка!». Это он всегда так – любя. Ну, я думаю, не мне вопросы задавать, и пошел к себе домой.
– Ты заметил в его виде что-либо необычное? – спросил я.
Парень нервно покосился на Гиттенса.
– Не бойся, Андрэ, – сказал я, – это просто вопрос. Видел ты что-нибудь необычное?
– Вы про что?
– Скажем, разорванная одежда, раны или царапины, кровь или кровоподтеки. Словом, следы борьбы или драки.
– Нет, ничего такого не помню. – Еще раз настороженно покосившись на Гиттенса, парень продолжил: – Я только слышал, как Брекстон что-то в квартире ворочал – гремел то ли склянками, то ли металлом. У нас стенки тонкие, все слыхать. Когда у соседей телик работает, мы свой можем не включать.
Гиттенс опять сделал знак – не ходи вокруг да около!
– Мне вроде как показалось, Брекстон там чего-то необычное делает. И я вроде как слушать стал. А потом Брекстон пошел на лестничную площадку. Ну и мне вроде как любопытно стало. Я приоткрыл дверь и гляжу. А Харолд на площадке с ведром воды и бутылкой хлорки. Ну, думаю, дела! Стал бы Харолд подниматься пешком на восьмой этаж, чтоб бельишко на лестничной площадке стирать! Странно это.
Короче, льет он хлорку в воду – и давай в растворе руки мыть. Я думаю, это ж все равно что в огонь руки совать – жжет же! Я не утерпел, голову совсем из двери высунул и говорю: «Брекс, ты чего делаешь? Шкура ведь слезет!» Я даже пошутил. Говорю: «Все равно чернота не сойдет. Ты что, хочешь беленьким стать, как Майкл Джексон?» Он вроде как ничего не ответил. Только говорит: «Дверь закрой и забудь!»
Я перебил Андрэ новым вопросом:
– Ты видел что-либо на его руках? От чего он их отмывал?
– Я ничего не разглядел. В чем бы его руки ни были перепачканы, он не хотел, чтобы это попало на пол в квартире матери. Поэтому и вышел на лестничную площадку. А когда он с этим покончил – ушел обратно в квартиру.
Парень замолчал. Поток его сбивчивой речи прекратился так же внезапно, как и начался.
Я вопросительно посмотрел на Гиттенса – и это все?
– Продолжай, – велел Гиттенс, поощряюще потрепав парнишку по руке.
– Мне все это показалось вроде как чудно. И я вроде как дальше слушать стал. Даже ухо к стенке приложил. Слышу, Харолд кому-то звонит. И говорит: «Хана прокурору, больше нам про него волноваться не нужно». И дальше вроде как что-то говорит. А потом слышу: «Я его прикончил и ушел чистым».
– Что еще он сказал?
– Ничего больше. Только: «Я его прикончил и ушел чистым. Бумаги заныкал, а машину загнал в озеро. В ближайшее время никто не найдет».
– Он сказал именно это? Дословно?
– Да, именно это.
Парнишка заискивающе заглянул в глаза Гиттенсу: правильно я все изложил, нигде не ошибся? Он словно рассказал у доски домашнее задание – и теперь ожидал оценки от преподавателя.
– Еще что-нибудь Брекстон сказал по телефону? – настаивал я.
– Не знаю. Разговор был длинный. Я запомнил только несколько предложений.
– Но ты ведь слышал разговор целиком? Ты сказал, стенка тонкая.
– Слышать-то слышал, но запомнил только немного.
– Хоть в этом немного ты уверен? Ты дословно запомнил или фантазируешь?
– Нет, что я запомнил, то запомнил слово в слово.
Келли, слушавший рассказ Андрэ из дальнего угла комнаты, вдруг спросил:
– Ты с кем-нибудь делился этой историей до сегодняшнего дня?
– Нет. Себе дороже такие вещи рассказывать. Законы братвы я знаю. Сболтнешь лишнее – тебе не жить. Лучше не в свои дела не вмешиваться. А сегодня утром мистер Гиттенс пришел и стал расспрашивать. Ну и я вроде как решил сказать правду.
– Столько времени молчал, а сегодня утром вдруг «вроде как решил сказать правду»?
– А меня до этого никто не спрашивал.
Я пристально изучал круглое одутловатое лицо парнишки. Врет или не врет?
Гиттенс счел нужным вмешаться:
– Андрэ временами делает кой-какую работу для меня. В свое время я его застукал с наркотиком – преступление небольшое, но все-таки преступление. Плохие парни подговорили его на этот дурной поступок. «Подающие» любят использовать невинных ребят в качестве посыльных – полицейскому и в голову не придет, что этот вот ангелок мотается с наркотиками в кармане. У Андрэ я нашел несколько порций кокаина. Чтобы искупить свою вину, он время от времени мне помогает.
Парень посмотрел на Гиттенса с собачьей преданностью.
Мне стали ясны их отношения. Гиттенс держал парнишку на крючке. Отсюда все это странное противоречивое поведение Андрэ: желание, чтобы мы все провалились в ад, – и желание выслужиться перед нами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117