Все такая же – худенькая, невзрачненькая. Но по крайней мере избавилась от своих очков-монстров – заменила на современную шикарную модель.
Она смотрела на меня с хищноватой улыбкой, немного сбочив голову.
– Ты тут один?
– Нет, – поспешил ответить я.
– Я тоже не одна. – Хотя нас никто не мог слышать, она прикрыла рот ладошкой и громким театральным шепотом проинформировала: – У меня тут свидание.
– Надо же, у меня тоже! – сказал я. – Она должна скоро подойти.
– Я думала, ты сейчас в Мэне.
– Да, вообще-то я именно там и живу.
– А как твоя мать?
– Умерла этим летом.
– Ах, Бен, мои соболезнования!
– Спасибо.
– Я так рада, что встретила тебя, – с энтузиазмом солгала Сандра. – А что ты нынче поделываешь? Дальше учишься?
Я отрицательно помотал головой.
– Тогда что?
– Я... ну, можно сказать, полицейский. Своего рода.
– Ты по-прежнему в полиции? В вашем крохотульном городке? Кстати, как, бишь, он называется?
– Версаль.
– Ах да, Версаль. Название супер.
– Я там теперь шериф.
– Вот так так!
Конечно, это «Вот так так!» можно было при большом желании расценить как похвалу. Но я отлично понимал подлинный смысл сего «Вот так так!». За этим стояли пересуды в университетской столовой: «Помните Бена Трумэна? Вроде надежды подавал. Вы и представить себе не можете, кто он теперь!»
– А как же твоя работа? – спросила Сандра.
– Шериф – это и есть моя работа. По крайней мере в данный момент.
На это она отозвалась еще одним и теперь уже совеем однозначным «Вот так так!». Сандра, видно, и сама поняла, куда нас завел разговор, покраснела и потупилась в отчаянных поисках другой темы.
Я пришел ей на помощь:
– А кто твой новый друг?
– Его зовут Пол. Он сейчас на первом этаже. Светлая голова! Профессора видят в нем будущего декана! А ты... кто твоя девушка?
В этот момент появилась сама «моя девушка». Кэролайн была в джинсах и в свободном черном свитере. Рядом с Сандрой она казалась существом из другого мира – свободная, раскованная, излучающая спокойную радость. Никто бы не подумал, что у этой молодой женщины забот полон рот – и на работе, и с воспитанием сына.
– О, это она? – спросила Сандра.
– Добрый день, – сказала Кэролайн. – Она – это кто.
– Девушка Бена. Мы как раз о вас говорили.
Кэролайн лукаво уставилась на меня.
Я смущенно пролепетал:
– Да я вот тут говорил Сандре...
Я не знал, что дальше сказать. Язык во рту вдруг стай величиной с грейпфрут.
Сандра мгновенно оценила ситуацию.
Я уже представлял, как она упоенно рассказывает моим знакомым с кафедры: «Этот бедолага-неудачник совсем плохой. Натрепал мне, что у него свидание, а девушка и ведать не ведала, что он ее уже возвел в ранг подружки!»
Тут я вдруг почувствовал руки Кэролайн у себя на шее – и в следующий момент она поцеловала меня в губы.
– Привет, дорогой! Извини, что опоздала. Пробки на дороге.
Сандра выглядела шокированной, словно застала своих родителей в постели. Она поспешно попрощалась и была такова.
– Спасибо, Кэролайн, – сказал я. – Вы меня выручили.
– Не за что, шериф Трумэн. Всегда приятно помочь.
А вот как Кэролайн вспоминала Боба Данцигера.
– Бобби был не из тех прокуроров, которые похожи на ангелов мщения. Он не видел в каждом обвиняемом Джека Потрошителя. Он всегда находил смягчающие обстоятельства, всегда говорил: «А этот парень не так уж плох, как дело его малюет» или «Даром что он десяток раз привлекался – ни разу за насилие. Заурядный тихий наркоман, а его норовят зверем представить!» Боб не давал чувствам командовать собой, его убеждали только аргументы, а не эмоции. Он ни в ком не видел врага. Достаточно сказать, что он имел привычку не давить пауков, а брать их аккуратно на бумажку и выносить из здания в садик. И именно с этим человеком должно было случиться такое!
Мы с ней сидели в баре «Маленькая планета» на Коплисквер.
– А в последнее время перед смертью с Бобом что-то случилось. Он вдруг утратил всю свою уравновешенность, все свое спокойное мужество. Я иногда наблюдала за ним в зале суда – он был совершенно на себя не похож. Он перестал смотреть на обвиняемых. Словно стыдился чего-то. Смотрел в пол, таращился на стены. Но тщательно избегал смотреть в глаза обвиняемым. Это было очень странно. Его словно подменили.
– А что с ним могло случиться?
– Понятия не имею. Может, он вдруг утратил внутреннее убеждение в своей правоте. Обвинитель – это ведь немножко Господь Бог. В наших руках судьбы людей. Опытный прокурор способен заморочить голову и судье, и присяжным. Поэтому бессовестный или морально небрежный прокурор – беда. Мы – те, кто пытается быть честным, – всегда страшимся ошибиться. И порой ошибаемся. И видим свои ошибки, которые обозначают чьи-то сломанные судьбы. Вдруг выясняется, что человек виноват не был, или задним числом кажется, что он получил слишком суровое наказание... Но с этим надо как-то мириться, жить дальше, учиться на своих промахах и не повторять их. В любом случае мы наращиваем себе хоть немного слоновьей кожи.
– А Данцигер не сумел эту кожу нарастить. Так?
– Казалось, у него с этим все в порядке. Однако в последнее время что-то пошло наперекосяк. Незадолго до гибели Боб расследовал и довел до победного конца дело о большой и хорошо организованной бандитской шайке. Значительный успех для любого прокурора, веха в работе. Я подошла к нему поздравить – и удивилась его настроению. Он был подавлен – радоваться вроде бы радовался, но как больной на последнем издыхании радуется лучику света. Я его спросила: «Боб, что ты чувствуешь в такой значительный момент?» Он вздохнул и ответил: «Говоря по совести, только отвращение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117