Какая дрянь в нем – я мог только догадываться.
– Ты того... дай сюда!
– Бобо, не начинай снова. У меня не допросишься. Да и не нужно тебе!
– Я лучше тебя знаю, чего мне нужно!
– Ты знаешь, что тебе нужно. Я знаю, что мне нужно. Где Брекстон?
– А если скажу, ты мне пособишь?
Я отрицательно помотал головой.
– Тогда будем ждать, кого он укокошит следующим.
Я потоптался-потоптался, затем подошел к нему и протянул шприц.
– И это!
Бобо показал на ремень.
Медленно, с остановками он закатал рукав и медленно, с остановками перевязал руку у плеча ремнем.
Эти действия так утомили Бобо, что его правая рука со шприцем бессильно упала вдоль тела.
– Вко-ли! – выдавил он.
Я даже попятился и замахал руками.
– Хо-чешь... знать... где... Брек-стон?
– Да!
– Ну!
Я подошел, взял у него шприц и склонился над ним.
– Не тя-ни!
– Скажешь – вколю.
– Обманешь, гад!
– Нет. Где Брекстон?
– Обманешь, гад!
Я сделал шаг назад.
– Коли, мать твою!
– Нет.
– В церкви на Мишн-авеню. Кэлвери Пентекостал. Тамошний священник Уолкер всегда дает приют Брекстону, когда дела плохи. Знает Харолда с пеленок. Он за него стеной. Брекстон, наверное, там.
Это признание на самом деле растянулось на добрую минуту. Слог за слогом, слог за слогом...
Я слово сдержал. Получив укол, Бобо почти мгновенно «улетел».
Спускаясь по лестнице, я думал: Гиттенс на моем месте поступил бы так же, Гиттенс на моем месте поступил бы так же...
Но от этой мысли на душе легче не становилось.
Разумеется, я помчался к церкви. Однако в тот день я Брекстона там не застал.
В следующие дни, продолжая дежурить на Хьюсон-стрит, я регулярно по нескольку раз в сутки наведывался в церковь Кэлвери Пентекостал. Я не отчаивался и уже рисовал в своем воображении, как я в одиночку поймаю Брекстона и красиво завершу дело.
Чего я не знал, так это того, что бостонские ищейки уже нашли нового подозреваемого.
Меня.
25
– Твое имя встречается в досье Данцигера.
В этом неожиданном сообщении не было ничего странного.
Однако сделанный из этого невинного факта вывод был такого свойства, что у меня волосы мало-мало дыбом не встали!
Упоминание моего имени в досье Данцигера совершенно естественно: в Версале Данцигер имел короткую беседу со мной.
Беседа не показалась мне важной. Ничего нового и существенного я ему не сообщил.
Однако Данцигер счел нужным наш разговор зафиксировать в своих примечаниях к делу. Зафиксировал, и ладно. Из-за чего, собственно, сыр-бор?
В бостонской полицейской сюрреалистической реальности это короткое упоминание внезапно сделало из меня подозреваемого, превратило меня в парию!
На основе сего короткого упоминания фантазия и Лауэри, и Гиттенса с готовностью нарисовала картинку, как я простреливаю глаз Данцигеру!
Их интонации в разговоре со мной недвусмысленно намекали, что они меня раскусили, и расплата не за горами. Для начала меня отсекли от следствия. Ибо я теперь – по ту сторону закона!
Это случилось 30 октября, как раз перед Хэллоуином, кануном Дня всех святых.
Гиттенс и Эндрю Лауэри пригласили меня в кабинет допросов в полицейском участке зоны А-3. Комната без окон, без мебели. Только стулья и стол.
В этой угрюмой комнате щупловатый и невысокий Лауэри, в шикарном двубортном костюме, в до блеска начищенных туфлях за пятьсот долларов, казался пташкой, залетевшей не в ту клетку.
Он стоял в дальнем конце комнаты. Разряженная кукла.
Зато сидевший напротив меня Гиттенс был явно на своем месте.
– Мистер Трумэн, как вы объясните нашу находку?
– Ого, я уже стал из Бена «мистером Трумэном»! Что конкретно я должен вам объяснить?
– Почему вы лгали нам?
– Я вам не лгал. Просто полагал, что сия маловажная деталь к делу никакого отношения не имеет.
Лауэри выпалил из своего угла:
– Бросьте! Считали, «к делу никакого отношения»!..
– А по-вашему, какое это имеет отношение к убийству Данцигера?
– Мотив! – воскликнул Лауэри. – Вы скрыли от нас, что у вас был мотив его убить!
– Бен, – сказал Гиттенс, переходя на более мягкий тон, но продолжая гнуть свое, – хочешь, чтобы при нашем разговоре присутствовал адвокат?
– Нет, на кой мне адвокат! Мартин, ты совсем рехнулся! Где Келли? Почему вы не позвали Келли?
– Думаю, ни отец, ни дочь Келли нам в данный момент не нужны. Зачитать тебе твои права?
– Разумеется, не нужно.
– Значит, ты знаешь свои права и от присутствия адвоката при допросе официально отказываешься. Так?
– Нет. То есть да. Куда вы, черт возьми, гнете?
Лауэри быстрой танцующей походкой подошел к столу.
– Желаете знать, куда мы гнем?.. Почему вы не сообщили нам, что ваша мать покончила жизнь самоубийством? Почему вы скрыли, что Данцигер вас допрашивал?
– Что моя мать добровольно ушла из жизни – не ваше собачье дело. Потому вам и не сказал. А что Данцигер меня допрашивал – так это глупости. Для допроса не было ни малейшего основания. Все, что Данцигер хотел знать, он выяснил в коротком разговоре со мной, и нет резона раздувать это до масштабов следствия.
– По-вашему, расследовать было нечего? – иронически спросил Лауэри, раскрыл папку на столе и зачитал: – «16 августа 1997 года Энн Уилмот Трумэн найдена мертвой в номере 412 бостонского отеля „Ритц-Карлтон“. Причина смерти: самоубийство при помощи чрезмерной дозы барбитуратов».
– Да, моя мать покончила с собой. И что?
– Бен, – сказал Гиттенс, – по законам штата Массачусетс содействие при самоубийстве является преступлением. И карается как убийство.
– Я сказал: моя мать покончила с собой. Про содействие я ничего не говорил.
– Судя по всему, Данцигер считал иначе.
Я был настолько поражен и пришиблен происходящим, что мог только глупо улыбаться и таращить глаза на планки навесного потолка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117