– Вы только что сказали: его убийцей мог быть один из «подающих».
Брекстон почти добродушно улыбнулся:
– Небось читали мою сказку. Так что знаете все мои грешки.
– Сказку?
– Ну, ваше досье на меня. Там ничего из ряда вон выходящего. Обычные мальчишеские шалости – мордобой, угон машины и прочая мутота. Ни разу не сидел. Всегда условно. Так что я со всех сторон чистенький, и вы меня в «подающие» или еще куда не записывайте. В сказке про это ничего не прописано.
– Чистенький? А как же Арчи Траделл?
Брекстон молча набычился.
– Харолд, вы забыли застреленного через дверь полицейского?
– К той старой истории я не имел никакого отношения. Дело давным-давно закрыто.
– Но вас почему-то обвиняли в его убийстве. С какой стати? Выбрали ваше имя наобум в телефонной книге?
– Спросите об этом вашего дружка Рауля.
– Кто такой Рауль?
Брекстон только ухмыльнулся.
– Возможно, вы сами и есть этот Рауль. Прошел и такой слушок.
Молчание.
Бессмысленно продолжать в том же духе.
– Слушайте, вы намерены отвечать на мои вопросы или нет? Вы мне не сообщили ничего ценного!
Брекстон пожал плечами.
– И рад бы, да только ничего ценного не знаю.
– В таком случае почему вы оказались здесь?
– Арестовали.
– Вы потребовали встречи со мной только для того, чтобы сказать мне: не знаю я ничего ценного?
– Они всерьез думают, что вы укокошили ту прокурорскую крысу?
– У них против меня только больная фантазия.
– А вы его действительно пришили?
– Нет.
– Клянетесь могилой вашей матери?
– Клянусь могилой моей матери.
– Ну так и я вам признаюсь: прокурора не я убил.
– Вы именно это «признание» желали мне сделать – что вы невиновны?
– Да.
– А почему вы этой чести удостоили именно меня, а не любого другого офицера полиции?
– Чтоб ты, козел, врубился, где находишься. Это Бостон. Край непуганых полицейских.
– Вы хотите сказать, что тут любого... независимо от вины... – поначалу растерялся я. Потом нашелся: – Нет, Харолд, против вас на этот раз улик достаточно. Ничего не подстроено.
Брекстон скептически усмехнулся, наклонился в мою сторону и, звякнув наручниками, поставил подбородок на руки.
– Дай-ка я тебе кое-что расскажу про жизнь, – сказал он доверительным тоном. – Эти крысы не нуждаются в доказательствах. Они улики фабрикуют задним числом.
Мы несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Если бы не угреватый нос, он мог бы сойти за красавца. Хотя я плохо разбираюсь в мужской красоте, а тем более в красоте афроамериканцев.
– Ладно, заканчивай свою анкету, собаченыш.
Я прекрасно понимал, что «собаченыш» означает не что иное, как «сукин сын».
Однако для типа вроде Брекстона, который вырос и живет в перманентной войне с полицией, этот «собаченыш» был потолком ласкового обращения к собаке-копу. Стало быть, я им – уважаем!
– Вы были в штате Мэн?
– Какого хрена мне делать в тамошних степях?
– Это равнозначно «нет»?
– Равнозначно.
– Вы были знакомы с Робертом Данцигером?
– Разумеется.
– На почве чего?
– Да он мне раз пятьдесят всякие дела навешивал!
– Как вы относились к этому?
– Прямо тащился от такого его внимания!
– Отвечайте на вопрос серьезно. Как вы относились к тому, что Данцигер по разным поводам допрашивал вас снова и снова?
– А вам бы как такое понравилось?
– Зависит от обстоятельств.
– Верно сказано. Прокурор делает свою работу, ясно. Тут ничего личного. И я против него лично ничего не имел. А что время тратить на болтовню с прокурором жалко – так за это срок не дают.
Брекстон отлично понимал, что вопрос с подковыркой. И отвечал на него даром что не литературным языком, но юридически корректно.
Брекстон на протяжении всей беседы держался весьма дружелюбно. Даже немного по-отечески по отношению ко мне. Видимо, такова была его тактика при общении с полицейскими. Надеть лживую личину симпатии и дружелюбия, установить человеческий контакт. Хоть он и назвал меня разок «козлом», даже это было не больше чем фамильярность, еще один штришок «товарищества».
Однако меня не мог не раздражать его тон – высокомерный, поучающий. Возможно, он ощущал мою неопытность, мою скованность. За свою жизнь Брекстон успел пообщаться с десятками, если не с сотнями полицейских и видел меня насквозь, со всеми моими потугами выглядеть солидным, знающим и проницательным.
– Где вы находились в ночь со вторника на среду, когда был убит Рей Ратлефф?
– На вечеринке в Гроув-Парк. Там было человек двадцать. Хотите знать их имена?
Я положил перед ним лист бумаги и ручку.
Он быстро написал столбик фамилий.
– Еще что? – спросил Брекстон, возвращая листок.
– У меня все. А вы хотите что-нибудь добавить к сказанному?
– Я доволен, что поговорил с вами лично.
– Почему?
– Потому что мы друг другу нужны.
– Какая мне в вас нужда? – удивился я.
– Вы хотите доказать, что не убивали Данцигера. И я хочу доказать, что я не убивал Данцигера. Как видите, у нас есть кое-что общее. Мы вместе должны бороться против них – чтобы они не повесили это убийство на одного из нас. Если вы найдете настоящего убийцу, это выручит нас обоих. Хотите вы найти настоящего убийцу или нет?
Я затруднился с ответом.
Брекстон медленно огляделся, словно искал глазок камеры или микрофон. Потом наклонился ко мне и жестом показал – наклонитесь ко мне как можно ближе. Я отрицательно мотнул головой. Тогда он шепотом произнес:
– Давай сюда.
– Нет.
– Да я тебе вреда не причиню.
Я опять помотал головой.
– Ты что, тупой? – шепотом продолжал Брекстон. – Ты думаешь, я нападу на полицейского прямо в полиции? Ты меня за придурка принимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117