Глядят на нас и говорят: «Им надо было оставаться там». Не важно, что нас силой изгнали из страны или что мы рисковали жизнью или хотели спасти мир; они говорят: «Им надо было остаться». Смотрят на кого-нибудь вроде тебя и опять: «Видишь, он-то остался».— У меня не было выбора. Я заключил соглашение. Они согласились оставить Ирину в покое только при условии, что я останусь в стране. Во всяком случае, это было давно.Стас уставился в пустой стакан.— Если бы у тебя был выбор, уехал бы с ней?Аркадий молчал. Стас наклонился к нему и разогнал дым, чтобы лучше разглядеть его.— Ну как?— Я русский. Не думаю, что смог бы уехать.Стас замолчал.Аркадий добавил:— То, что я остался в Москве, наверняка не повлияло на историю. Может быть, это я остался в дураках.Стас покрутился на стуле, пошел на кухню и вернулся со свежей бутылкой. Лайка по-прежнему внимательно следила за Аркадием, словно опасаясь, как бы он не достал опасные для хозяина бомбу, пистолет или зонтик с острым наконечником.— Ирине трудно жилось в Нью-Йорке. В Москве она работала в кино? — спросил Стас.— Вообще-то она была студенткой, пока ее не выгнали из университета. Потом нашла работу в костюмерной «Мосфильма», — сказал Аркадий.— В Нью-Йорке она работала костюмером и гримером в театре, попала в артистический мир, работала в картинных галереях, сначала там, потом в Берлине, все время отбиваясь от спасителей. Везде одно и то же: американец влопается в Ирину, а потом пытается представить это как политическое благодеяние. Думаю, Радио «Свобода» принесло известное облегчение. Надо отдать должное Максу: именно он разглядел, сколько в ней хорошего. Сначала у нее не было постоянной работы, подменяла других, но Макс заметил, что, когда она появляется в эфире, создается впечатление, словно она разговаривает с человеком, которого знает. Ее слушали. Поначалу я относился с сомнением: у нее не было профессиональной подготовки. Он поручил мне научить ее следить за знаками препинания и за часами. Люди не имеют представления, как они говорят. Ирина запоминала текст практически с одного раза. Подучившись, она стала лучше всех.Стас открыл бутылку.— Итак, мы с Максом стали двумя скульпторами, работавшими над одной прекрасной статуей. Естественно, оба влюбились в Ирину. Всегда вместе — Макс, Стас и Ирина. Ужинали, катались на лыжах в Альпах, ездили слушать музыку в Зальцбург. Неразлучное трио — ни я, ни Макс не брали верх друг над другом. Я на лыжах практически не хожу. Сижу себе в домике и читаю, уверенный в том, что Макс на склонах гор не обойдет меня в любовных делах, потому что наше трио на самом деле было квартетом, — он налил водки. — Среди нас постоянно присутствовал незнакомец из прошлого Ирины. Тот самый, который спас ей жизнь и остался там, тот самый, которого она ждала. Разве можно было одержать верх над таким героем?— Может быть, и не нужно. Может быть, она просто устала ждать, — сказал Аркадий.Они выпили одновременно, словно прикованные к одному веслу.— Нет, — сказал Стас, — я не говорю о давнем прошлом. Когда год назад Макс уехал в Москву, я подумал, что поле боя за мной. Но меня перехитрили так, что я даже не мог себе представить, и это лишний раз свидетельствует о гениальности Макса. Разве не видишь, что сделал Макс?— Нет, — ответил Аркадий.— Макс вернулся. Макс ее любит, и он вернулся за ней. Он сделал то, чего я не могу, а ты не захотел сделать. Теперь он герой, а я низведен до положения «дорогого друга».Казалось, глаза Стаса были налиты водкой. Аркадий подумал, что он ни разу не видел, чтобы этот человек ел. Он покрутил стакан, и водка завращалась в нем, как ртуть.— Кем работал Макс, до того как уехал на Запад?— Кинорежиссером. Он перебежал во время кинофестиваля. Голливуд, правда, не проявил интереса к его работе.— Что за фильмы он ставил?— Военные эпопеи, где убивают немцев, японцев, израильских террористов. Как обычно. У Макса были запросы знаменитого режиссера — сшитые на заказ костюмы, хорошее вино, красивые женщины.— Где он остановился в Мюнхене? — снова спросил Аркадий.— Не знаю. Я хочу сказать, что ты моя последняя надежда.— Но Макс и меня перехитрил.— Нет, я знаю Макса. Он нападает только тогда, когда вынужден. Если ты не представляешь угрозы, то ты его лучший друг.— Невелика угроза. Что касается Ирины, то для нее я мертв. Это слово она произнесла на кухне у Томми, словно ножом резанула.— Но говорила ли она, чтобы ты уезжал?— Нет.— Выходит, она еще ни на что не решилась.— Ирине наплевать, приеду ли я или уеду. Думаю, она вообще меня не замечает.— Ирина пять лет не курила. Когда вы здесь впервые встретились, она попросила сигарету.Лайка повернула голову в сторону балкона и встала на передние лапы, затем поднялась на все четыре и навострила уши. Стас дал знак Аркадию не двигаться, потянулся к выключателю и погасил свет.Комната погрузилась в темноту. С улицы доносилось тарахтение «Фольксвагенов» и велосипедный звонок, сгоняющий кого-то с дорожки. Неподалеку от себя Аркадий услышал звук шлепанцев на резиновой подошве, скрип балконных перил. Затем на балкон легко спрыгнул человек крупных размеров. Лайку не было видно, но Аркадий услышал в темноте ее предупреждающее рычание. Кто-то сделал шаг по балкону, и он почувствовал, как напряглась готовая к прыжку собака.Кто-то судорожно вдохнул воздух, потом вскрикнул от боли.— Стас, будь добр! Стас!Стас зажег свет.— Сидеть, Лайка! Хорошая собака, сидеть, сидеть.В дверь ввалился Рикки. Аркадий встречал этого грузина — бывшего актера, теперь диктора — в столовой на станции и на вечеринке у Томми. Каждый раз Рикки казался или, по крайней мере, хотел казаться расстроенным и обеспокоенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133