Данло подошел к Хануману и пристально посмотрел на него.
— Найдутся люди, которые скажут, что его назначение — помочь одному человеку стать богом. Одному-единственному.
— Возможно, что и найдутся. — В глазах Ханумана появилась холодная угроза. — Но пусть они поостерегутся высказывать подобную ложь публично.
Они стояли над светящимся газовым компьютером, глядя в глаза друг другу. Садира, пришедшая убрать со стола, спросила, что они предпочитают — кофе или чай, и Хануман воспользовался этим, чтобы отвести взгляд.
— Кофе, пожалуйста. И снежки, если можно.
Хануман смотрел на уходящую Садиру, а Данло смотрел на него. Эта красивая женщина явно не вызывала у Ханумана желания. Неужели слухи верны и у Ханумана между ног ничего нет — если не буквально, то практически? Видимо, он в своей божественной игре утратил всякий интерес к искусству куртизанок и ко многому другому.
— Я слышал, все Общество Куртизанок обратилось на Путь, — сказал Данло.
— Ну, они ведь всегда мечтали пробудить наши эволюционные возможности, заключенные в каждой клетке нашей ДНК, как верят они. Ты, наверно, знаешь: это называется у них спящим богом.
— Да… я знаю. — Данло задержал дыхание на десять ударов сердца и спросил: — Ты случайно не видел Тамару? Может быть, куртизанки что-то знают о ней?
Глаза Ханумана оледенели.
— Я жду, когда ты спросишь меня об этом, с того самого момента, как ты вошел.
— Так как же, Хану? — Данло подошел к нему так близко, что чувствовал его отдающее кровью дыхание. Руки Данло сами сжимались в кулаки, и только усилием воли он не давал пальцам сгибаться. — Ты видел ее?
Хануман, стойко выдерживая бьющий из глаз Данло свет, ответил: — Нет, не видел. У меня вполне достаточно дел и без этого.
С учтиво-насмешливым поклоном он снова сел за стол.
Данло стоял, глотая воздух, как будто его двинули в живот.
— Но если хочешь, — Хануман пригубил вино, — я могу навести справки у куртизанок. Тамара, правда, утратила талант куртизанки, но она могла найти себе занятие на улице Путан. У наших богинек есть там подруги.
Я не должен его ненавидеть, сказал себе Данло, стиснув пальцами лежащую в кармане флейту. Яркая вспышка наподобие молнии прострелила его глаз и наполнила голову неведомой до сих пор болью. Я не должен его убивать — нет, нет, нет.
— Вряд ли, конечно, из Тамары получится хорошая проститутка — для этого она слишком горда, тебе не кажется?
Данло навалился на спинку своего стула и сжал подлокотники, стараясь наладить дыхание. Через некоторое время огонь у него в мозгу прогорел до углей, и дыхание стало жестким, глубоким и болезненным. Он испытывает меня, думал Данло.
Никогда не убивай, никогда не причиняй вреда другому. Никогда не позволяй себе ненавидеть. Но за что, Хану, за что?
Данло сызнова обвел взглядом стоящую в комнате кибернетику и насчитал немало роботов — от обычных домашних до полицейских, с помощью которых Хранитель Времени когда-то поддерживал порядок в Ордене. Может быть, одна из этих зловещих машин еще действует и запрограммирована убить его в случае, если он попытается убить Ханумана.
— Пожалуйста, Данло, сядь.
Данло не сел, а скорее повалился на стул. Садира быстро подала кофе и снежки и вышла, оставив их наедине.
— Ты раньше любил снежки, — сказал Хануман, надкусывая круглое, обсыпанное сахарной пудрой пирожное. — И я тоже. Теперь они кажутся мне чересчур приторными.
Пока Хануман жевал снежок, глаза у него смягчились, приняв страдальческое, бесконечно грустное выражение. Все это время он смотрел на Данло, со свойственной ему извращенностью сострадая боли, которую сознательно ему причинил.
Ему необходимо довериться мне, думал Данло. Он нуждается в доверии к другому человеку. В доверии и в любви.
Хануман, как будто читая его мысли (или сердце), сказал: — Я всегда любил тебя за преданность твоим идеалам.
Данло тоже взял пирожное и надкусил его — хрупкое, маслянистое, очень вкусное.
— Всегда любил тебя за эту преданность, — продолжал Хануман, — несмотря на весь вред, который она мне причиняла.
Данло съел одно пирожное и другое, все это время глядя на Ханумана и ожидая, что будет дальше.
— В твоей помощи я нуждался больше, чем в чьей бы то ни было. А ты из всех людей был самым диким, самым волевым. Это судьба. Это она распорядилась так, что твоя воля восстала против моей.
Данло доел третий снежок и сказал: — Я… никогда не хотел выступать против тебя. Против твоей воли.
— Верно, не хотел. Ты просто действовал согласно своим идеалам, согласно собственным понятиям о том, что правильно. Но для каждого приходит время, когда нужно подчинить свои личные идеалы более широкому мировоззрению.
— Это самое ты и делаешь с лордом Паллом, Хану? Подчиняешь его своему мировоззрению?
— Да, пожалуй. Теперь он видит будущее в истинном свете.
— Мне показалось, что ты просто управляешь им с помощью страха, нет? Он боится воинов-поэтов, которые тебе служат.
— Если так, это глупо с его стороны. Всем известно, что мои воины-поэты люди мирные, преданные мне и Пути Рингесса. — Хануман постучал пальцами по столу. — А чего боишься ты, Данло Дикий? Уж верно не смерти, как лорд Палл.
Данло, не отвечая, взял четвертый снежок. Его глаза глубиной и непроницаемостью напоминали вечернее небо.
— И все-таки я думаю, что ты чего-нибудь да боишься. Сказать тебе чего?
— Скажи, если надо.
— Боли. У нее есть порог, через который даже ты не переступишь.
— Это боль, которую испытал ты, Хану?
Хануман потер руку, словно стирая укол экканы, отравляющей его кровь и мучающей его непрестанно.
— Когда-то я в этом самом соборе попросил тебя о помощи — помнишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227