На несколько дней рестораны открылись и стали выдавать строго ограниченные пайки этого зерна. Тамара отдавала сыну большую часть своей порции, но мальчик постоянно хотел есть — даже когда заявлял, что сыт, не доев и половины, и больше беспокоился о матери, чем о себе. К 12-му числу он начал таять, как медленно сгорающая свечка. Порой он сидел на коленях у Данло, слушая сказки или ломая голову над тем, как поймать красивую птицу, но все чаще просто лежал на ковре, держась за пустой живот, и разглядывал картинки на стенах.
Однажды ночью, когда Констанцио начал работу над лицом Данло, Тамара отвела Данло в сторону и сказала:
— Я беспокоюсь за Джонатана.
Они сидели у печки в каминной, слушая, как ворочается Джонатан под меховыми одеялами. Данло снял маску и потрогал красную, болезненную на ощупь челюсть.
— Я тоже за него беспокоюсь, — сказал он, глядя на исхудавшее, но все такое же прекрасное лицо Тамары. — И за него, и за тебя.
— Я так голодна, Данло, — не думала, что такое возможно.
— Мне очень жаль.
— Я ведь никогда раньше не придавала значение еде — просто принимала ее как должное, будто воду или воздух.
— Мы еще, пожалуй, должны благодарить судьбу. Говорят, что жажда гораздо страшнее голода.
— Как может что-то быть страшнее? Тебе видно, что творится с Джонатаном в эти последние дни? Я боюсь, что он умирает.
Данло, хорошо знакомый с голодом, взял Тамару за руку.
— Нет. До этого еще далеко. Он крепкий малыш, и в нем еще много жизни.
Тамара отняла у него руку с раздражительностью, вызванной голодом.
— Ты хочешь сказать, что он сможет голодать еще какое-то время. Но от него осталось так мало — одни глаза да косточки. И сам он такой маленький, совсем крошечный — я не могу видеть, как он страдает.
Данло языком потрогал больную челюсть изнутри — Констанцио готовил ее для вставки больших новых зубов. Постаравшись улыбнуться как можно веселее, он сказал:
— Это долго не продлится.
— О чем ты? — встревожилась она.
— Я хочу сказать, что война скоро кончится и все снова будут сыты.
— Эта война может затянуться на годы!
Нет. Я этого не допущу, подумал Данло. Я должен положить всему этому конец, и скоро.
— Я думаю все-таки, что дело близится к концу, — сказал он. — Но на самом деле это будет только начало, правда?
Начало чего-то, где все возможно.
Он закрыл глаза, и триллионы огоньков в его клетках устремились в одну сторону — к сердцу. Свет от этого чудесного пламени становился все ярче и глубже, пока не засиял, как солнце.
— Я чувствую это начало, — сказал он. — Я… почти вижу его.
— О, Данло, о чем ты говоришь? О войне? Неужели ты веришь, что из этой дурацкой войны может выйти что-то хорошее?
— Выйдет. Я знаю.
— Я никогда не понимала тебя. Вспомни: твой сын умирает. — У Тамары дрожал подбородок, и она часто сглатывала, стараясь удержать слезы.
— Нет, не умирает. Я не дам ему умереть.
— Но он такой голодный!
— Мы все голодные, разве нет?
— Только большинство из нас от этого худеет, а не толстеет.
Данло смотрел на нее и сознавал, какими мощными кажутся ей его руки и ноги, бугрящиеся под камелайкой новыми, наращенными мускулами. Он остался худощавым, но раздавшиеся плечи и грудь производили впечатление медвежьей силищи. Кисти рук тоже стали не такими, как у современного человека. Пальцы сделались толстыми, кости ладони массивными — казалось, он способен раздробить человеку череп простым сжатием.
— Верно — мне не пришлось голодать, как другим, — сказал он. — Но есть, когда другие голодают… быть вынужденным есть — это иногда еще хуже, правда?
И Данло стал рассказывать Тамаре о суровой жизни алалоев. Порой, в одну зиму из ста, когда стада шегшеев постигает какое-то бедствие, а тюлени не попадаются охотникам, все племя может оказаться под угрозой голода. В такие дни каждый охотник обязан есть досыта, чтобы поддержать свои силы, иначе он ослабеет и не сможет добывать пищу для племени. Эта суровая необходимость отнимает еду у детей и женщин, и самые слабые из них могут умереть. Видеть, как детские ручки и ножки превращаются в палочки, в то время как твой живот набит свежим мясом, — это худшее из испытаний, которые выпадают на долю мужчины. И все же так лучше, гораздо лучше, чем позволить всему племени уйти на ту сторону дня.
— Я знаю, ты приносишь нам все, что можешь достать, — сказала Тамара. — И знаю: ты делаешь то, что делаешь, потому что не можешь иначе. Я хотела бы только понять, зачем это нужно.
— Разве от понимания голод перестанет тебя мучить?
— Нет, конечно. Но если уж нам суждено умереть с голоду, я бы хотела по крайней мере знать, как ты намерен поступить с Хануманом.
— Я не дам тебе умереть, Тамара.
— Мне нельзя умирать, пока жив Джонатан.
— Я… сделаю все, что могу, чтобы вы не голодали.
— Правда? — Она нагнулась, достала из-под ковра кожаный кошелек и высыпала на ладонь пригоршню алмазных дисков. — Возьми тогда это.
— Хорошо, возьму, если хочешь, — сказал он, и она высыпала диски ему в руку. — Только зачем?
— Я слышала, что червячники продают свежее мясо. Если ты встретишь на улице такого торговца, тебе понадобятся деньги.
— Понятно.
— Ну, вот я их тебе и даю.
Данло посмотрел на блестящие диски.
— У меня никогда не было собственных денег.
— Насколько я слышала, этого хватит фунтов на десять.
— Десять фунтов… шегшеины? Или мяса снежного тигра, которого убили с воздуха, не помолившись за его душу?
— Мясо есть мясо. Оно все равно уже мертво и лежит у какого-нибудь червячника в подвале. Этих животных убил не ты.
— Ты правда так думаешь? Разве не алмазные диски таких, как я, толкают червячников убивать их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227