И гасконец вновь подумал: "Жалко, что нашего короля именуют Людовик Тринадцатый, а не Генрих Восьмой - все было бы иначе..."
Он извлек заранее припасенный замшевый мешочек, опустил в него камни, тщательно затянул шнурок и спрятал на груди почти невесомую ношу, на других весах, не имевших ничего общего с ювелирными, весившую неизмеримо больше.
- Лодка вас ждет? - отрывисто спросил Рошфор.
- Да, разумеется. Я ее нанял до утра, и там Планше...
- Отлично. Немедленно уплывайте в Лондон, а с рассветом отправляйтесь в порт. Де Вард уже отыскал судно. Удачи...
- А вы?
- Мы отправляемся... в то место, о котором я вам говорила, - сказала Анна, послав ему взгляд, от которого д'Артаньян вновь оказался на седьмом небе. - До встречи в Париже, Шарль!
Еще миг - и их уже не было, они скрылись в одной из боковых аллей, словно призраки. Со вздохом проводив их взглядом, д'Артаньян оглянулся на освещенные окна - он никогда в жизни не был на большом балу и с удовольствием вернулся бы в зал, но дело превыше всего, и приходилось спешить...
Чтобы сократить путь, он пошел не по широким, ярко освещенным парковым аллеям, а напрямик, где боковыми проходами, узенькими тропками меж высоких стен аккуратно подстриженных кустов, а где и напрямик, лужайками. Заблудиться он не боялся - обширный парк отлого спускался к Темзе, и д'Артаньян прекрасно видел десятки ярких огней на реке: увеселительные суда, увешанные гирляндами разноцветных фонариков, тихо колыхались на спокойной глади и были похожи на бесконечный сияющий сад, цветы которого тихо колеблются от дуновения летнего ветра. Отражения огней переплетались на темной воде прекрасной и диковинной паутиной, ежесекундно менявшей очертания, пронизанной отражением звезд небесных, и это было так красиво, что д'Артаньян охотно любовался бы этим зрелищем до зари, но его подгонял долг.
И все же он резко остановился, прислушиваясь к непонятному шуму в кустах, - что-то там было не так, что-то неправильно...
Он сразу отметил, что для куртуазной возни в густых зарослях, сколь бы пылкой она ни была, шум чересчур ожесточенный, словно там идет борьба не на жизнь, а на смерть. Хрустели ветки, слышалось хриплое дыхание. Яростный возглас сквозь зубы, неясное бормотание...
Опасаясь помешать каким-то особенно уж разыгравшимся любовникам, стать посмешищем в их, да и собственных глазах, д'Артаньян колебался, но все его сомнения развеял отчаянный женский крик. Очень похоже было, что женщине зажимали рот. Освободившись на секунду, она попыталась было позвать на помощь, но крик тут же оборвался протяжным стоном. Вслед за тем послышался мужской крик - словно от резкой, неожиданной боли. Быть может, жертва укусила зажимавшую ей рот руку. Отчетливый звук звонкой пощечины...
Не колеблясь более, гасконец вломился в кусты и оказался на небольшой полянке. Луна и иллюминация на реке давали достаточно света, и он сразу убедился, что сбылись как раз худшие предположения...
Некий кавалер, одетый как дворянин, при шпаге - шляпа с пышными перьями валялась тут же, - как раз свалил женщину в мох и, хрипло бормоча что-то сквозь зубы, одной рукой зажимал ей рот, а другой стягивал платье с плеч, прижимая к земле всем телом. Судя по тому, как отчаянно - хоть и слабо - она отбивалась, никакими играми тут и не пахло, любому, кто хоть немного разбирался в отношениях меж мужчинами и женщинами, с первого взгляда было ясно, что дама отнюдь не желает отвечать на столь бесцеремонно навязываемые ей ухаживания. В чем заключается долг истинного дворянина, ставшего невольным свидетелем подобного зрелища, нашему гасконцу объяснять не требовалось.
Он достиг лежащих аккурат в тот самый момент, когда мужчина занес руку, чтобы отвесить женщине еще одну пощечину, но д'Артаньян, ухватив его одной рукой за запястье, другой вцепился в пышный воротник и одним рывком поднял на ноги.
Барахтаясь в стальных объятиях гасконца, незадачливый кавалер возмущенно завопил что-то по-английски.
- Ни словечка не понимаю из вашей тарабарщины, сударь, - громко заявил д'Артаньян, надежно удерживая наглеца и уворачиваясь от пинков вслепую, точнее, вульгарного лягания. - Может быть, вы умеете по-человечески говорить? - спросил он, вспомнив ученую дискуссию меж слугами в трактире "Кабанья голова".
- Какого черта? - заорал незнакомец на неплохом французском. - Убирайтесь отсюда, болван! Что вы за идиот такой? Что за деревенщина? Кавалер уединился с дамой, значит, мешать им не следует! Неужели непонятно?
- Простите, сударь, - твердо сказал д'Артаньян, - но у меня сложилось впечатление, что дама отнюдь не в восторге от... столь азартно сделанного ей предложения. Мне показалось даже, что вы подняли на нее руку...
- Катитесь к черту! Это совершенно не ваше дело, французик! Хотите неприятностей? Они у вас будут!
Д'Артаньян стиснул покрепче своего пленника, надо сказать, довольно субтильного телосложением, - и тот, охнув, обмяк в надежной гасконской хватке. Глядя через его плечо, д'Артаньян громко спросил:
- Сударыня, вы тоже считаете, что я совершенно напрасно вмешался? Если так, примите мои извинения, и я удалюсь, сгорая от стыда за столь нелепое и глупое вмешательство...
- О нет, сэр, только не уходите! - воскликнула она в испуге, торопливо натягивая платье на плечи и приводя в порядок шнуровку корсажа. - Вы ничуть не помешали, наоборот! Я... я вовсе не хотела...
Присмотревшись к ней внимательнее, д'Артаньян обнаружил, что она совсем молоденькая. И довольно очаровательная - синеглазая, темноволосая, чем-то неуловимо отличавшаяся от француженок.
- Вы слышали, сударь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120