..
Сын Франции страдальчески морщился, слушая это размеренное железное лязганье, но протестовать не смел, производя впечатление человека, растерявшего остатки достоинства.
Д'Артаньян, наоборот, испытывал пьянящую радость своей причастности к победе, вполне уместную и для более искушенного жизнью человека, - всегда приятно оказаться в стане победителей, особенно если ты не примкнул к ним после, а с самого начала был одним из них и приложил кое-какие усилия, сражаясь на стороне выигравшего дела...
- Подойдите ближе, дорогой друг, - сказал ему Ришелье, тонко улыбаясь. - Вам знаком этот человек, господин герцог?
Молодой герцог поднял на д'Артаньяна замутненные страхом глаза, определенно не в силах производить мало-мальски связные умозаключения:
- Это Арамис, мушкетер короля... - Внезапно лицо его высочества исказилось, и он, тыча пальцем в д'Артаньяна, закричал, почти завизжал: - Это он! Это он по поручению герцогини де Шеврез ездил в Нидерланды и вел там переговоры...
- С кем? - спросил Ришелье.
- С Анри де Шале, маркизом де Талейран-Перигор, гардеробмейстером ее величества... Это он, он привез письма!
- Ну разумеется, - мягко сказал Ришелье. - Я знаю. Однако, ваше высочество, вы, сдается мне, несколько заблуждаетесь касательно имени и положения этого дворянина. Его зовут шевалье д'Артаньян, и он один из моих друзей. Настоящих, верных друзей... (д'Артаньян возликовал после этих слов, сохраняя непроницаемое лицо). А посему вам должно быть понятно, что я о многом осведомлен гораздо лучше, чем вам всем казалось в гордыне своей... Вы, часом, не помните, с каким предложением пришли к господину д'Артаньяну, полагая его Арамисом?
- Я?! - ненатурально удивился Сын Франции.
- Ну разумеется, вы. Вместе с принцем де Конде. Дело происходило в старинном дворце под названием Лувр, в покоях герцогини де Шеврез, при обстоятельствах, о которых мне, как духовному лицу, не положено подробно распространяться... Вы сделали мнимому Арамису некое предложение, касавшееся судьбы вашего брата...
- Это была шутка! - отчаянно вскричал герцог. - Обыкновенная шутка!
- Хорошенькие же у вас шутки, позвольте заметить... - сказал Ришелье, стоя над герцогом, как ожившая фигура Правосудия. - Свергнуть короля, заточить его в монастырь и побыстрее убить... Совершить то, что, безусловно, именуется отцеубийством...< По законам того времени (да и всеобщему убеждению) король считался "отцом" Франции, и умысел на его жизнь приравнивался к отцеубийству > Каин, где брат твой, Авель?
- Что вы такое говорите, ваше высокопреосвященство? - охнул герцог, взирая снизу вверх на кардинала с трусливой покорностью. - Это была штука, шутка... Мы просто развлекались над глупым дворянчиком...
Ришелье слушал его с застывшим, холодным, презрительным лицом. Глядя на него, д'Артаньян впервые осознал в полной мере, кто же подлинный король Франции.
Столь же мягко, вкрадчиво Ришелье ответил:
- А что, если ваш старший брат, его христианнейшее величество Людовик отнесся к вашей шутке предельно серьезно? При всей его мягкотелости и нерешительности он, как всякий на его месте, при угрозе для жизни способен прийти в нешуточную ярость... Разумеется, и речи не может идти о суде - Сыновья Франции неподсудны всем судам королевства вместе взятым и каждому по отдельности... Однако ваше преступление, покушение на отцеубийство, не может остаться без последствий. Любая огласка в столь деликатном деле послужила бы к ущербу для Франции и повредила бы нам в глазах всей остальной Европы... Вы понимаете?
- Нет! - завопил герцог. - Он не мог приказать, чтобы меня тут зарезали, как свинью! Ни за что не мог!
- Вы уверены? - с неподражаемой улыбкой осведомился Ришелье. - Настолько ли хорошо вы знаете своего брата? Ситуация такова, что любому ангельскому терпению может прийти предел...
- Он не посмел бы...
- Отчего же? Он - король, наш властелин, наш отец... Все мы в его власти. И почему вы непременно решили, что речь идет о смерти? Есть ведь монастыри, Бастилия, наконец...
- Бастилия? - горько покривился герцог. - Вы не знаете Людовика... Он способен подписать смертный приговор всем и каждому... Боже! Монсеньёр, ради всего святого! Не хотите же вы сказать... Как мне спасти себя?
В какой-то миг казалось, что он вот-вот сползет со стула и рухнет перед кардиналом на колени - столько отчаяния и страха было во всей его фигуре. Д'Артаньян осмелился покоситься в сторону - лицо Рошфора застыло в презрительной гримасе.
- Монсеньёр, я всегда был расположен к вам...
- Особенно сегодня, когда явились во Флери меня убить? - сурово спросил Ришелье. - Герцог, перестаньте отпираться, как пойманный на краже варенья глупый мальчишка. Там, - он указал на дверь, в которой давным-давно скрылись арестованные, - и не только там найдется превеликое множество людей, которые ради спасения собственной шкуры расскажут все, что они знают... и даже то, чего не знают, лишь бы их слова понадежнее отягощали других и избавили от плахи их самих. Один из них, как вы только что видели и слышали, готов был покаяться незамедлительно... А вскоре каяться будут все. Вам так хочется, чтобы кто-то другой опередил вас в откровенности, вымолив прощение?
- Монсеньёр... - протянул герцог Анжуйский плаксиво. - Что я должен сделать, чтобы вы взяли меня под защиту? Я совсем молод, поймите это! Меня втянули во всю эту затею старые, опытные интриганы, собаку съевшие на заговорах еще до моего рождения! Я был молод, глуп и горяч... Вы же духовная особа, вы великий человек, неужели ваш мудрый ум не разберется строго и беспристрастно? Пощадите мою юность, умоляю вас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120