Но, как известно, глаза боятся — руки делают. Пусть и не так быстро, как хотелось бы, но дело двигалось. А что уставал — так это даже неплохо. Меньше тяжелые мысли одолевают...
Но каждый раз, когда он оказывался в шалаше, Мурат не мог не вспоминать о Сакинай и Дарийке. Ведь, казалось, только вчера они были рядом — улыбающаяся Дарийка, насупившаяся Сакинай. Приходили и такие мгновения, когда ему казалось, что все случившееся только страшный сон и вот сейчас из-за кустов появятся они, живые, и он в испуге оглядывался... Он даже другой шалаш построил себе, рядом с арыком, хотя там было и не так удобно, ветер продувал. Но все лучше, чем терзать себя воспоминаниями...
Он замечал, что с каждым днем слабеет все больше, работает медленнее. Ничего удивительного, конечно, — джарма
и айран не самая подходящая еда для человека, с утра до вечера ворочающего камни, орудующего киркой и ломом. Порой от слабости у него темнело в глазах, ноги подламывались, он садился, отдыхал недолго и снова принимался за работу.
Однажды в погожий день Изат все-таки упросила его взять ее с собой и очень удивилась при виде сделанного Муратом:
— Дядя Мурат, это ты все один, да?
— Один,— кивнул Мурат и добавил с усмешкой: — Я, по крайней мере, никого тут больше не видел.
— А он не разрушится? — показала она на арык.
— Ну, с какой стати... Будет стоять.
Изат подумала и убежденно тряхнула головой:
— Ну конечно, не разрушится... Ведь это ты строил. Ты же наш кормилец-защитник.
Мурат внимательно посмотрел на нее:
— Как ты сказала?
— Кормилец-защитник. Так всегда апа говорит.
— Айша-апа, что ли?
— Конечно, а кто же еще? — Изат с удивлением взглянула на него.— Разве у нас есть другая апа? Когда тебя нет, она все время молит аллаха: «Боже, пожалей раба своего, помоги этому одинокому... Кто, если не он, может стать для нас кормильцем-защитником». Она это не только аллаху говорит, но и мне, и джене...
Мурат почувствовал, как запершило у него в горле. Слова Изат были тем бальзамом, которого давно уже жаждала его душа. Выходит, не зря он живет на свете, если три человека так ценят его, молят о нем. Защитник-кормилец... Значит, в него верят, на него надеются... А он-то иногда думал, что именно в нем они видят причины всех своих бед, особенно после смерти Дарийки и Сакинай... Их-то он не смог защитить... А сумеет ли защитить Айшу-апа, Изат, Гюлыпан? Кто знает, что приготовила им судьба? И правильно ли он делает, оставаясь здесь? Может быть, надо оставить все — он оглядел неровные всходы, недостроенный арык — и как можно скорее спуститься вниз, к людям? Но если уже поздно? Стара и слаба Айша-апа, выдержит ли она дорогу? На Алаяка надежда плохая, он хиреет прямо на глазах, хромает даже без груза... Как узнать, что сейчас лучше? А вдруг ячмень не уродится, вдруг что-нибудь случится с ним, как они без него будут? Защитник-кормилец... Господи, дай силы быть и защитником, и кормильцем... Только об этом прошу тебя...
Он принялся за работу. Изат рвалась помогать ему, но что она могла? Не камни же ворочать... Находится рядом, щебечет что-то — уже и хорошо, уже и помощь ему...
А день этот выдался каким-то необыкновенно длинным. Уже в обед ему показалось, что больше он не сможет поднять ни одного камня. А тут едва не случилась беда — предательская слабость застигла его на вершине каменной гряды, когда он расчищал место для оголовка арыка. Закружилась голова, Мурат пошатнулся и сорвался вниз.
— Дядя Мурат! — истошно взвизгнула Изат.
Вероятно, он на несколько секунд потерял сознание.
Когда Мурат открыл глаза, то увидел над собой плачущую Изат.
— Дядя Мурат, вам больно? Скажите, что мне делать?
— Прежде всего успокойся...
Он приподнялся на локте, осторожно подвигался. Кажется, ничего не сломано, только болит ушибленная рука и, наверно, щеку расцарапал. Что ж, могло быть и хуже... Он сел, положил руку на плечо Изат:
— Видишь, ничего страшного...
— У вас кровь на щеке.
— И это не страшно, малышка...— Он попытался пошутить: — Даже если останется шрам, под бородой не будет видно... Ну, идем к воде, умоемся, и все будет в полном порядке.
Он умылся, потрогал саднившую щеку, улыбнулся ей:
— Ну вот, сейчас отдохнем, поедим,— и можно дальше работать...
Но Изат, очень серьезно глядя на него, сказала умоляющим голосом:
— Пойдемте домой, вы же очень устали...
— Домой? — Мурат взглянул на солнце.— Домой еще рано.
— А вдруг вы опять свалитесь?
Мурат видел, что Изат снова готова расплакаться, и попытался успокоить ее:
— А я сегодня больше не полезу туда. У нас и другой работы много. Будем копать отводные канавы. А это совсем просто...
И наконец-то наступил долгожданный день, когда Мурат понял, что работа завершена. Он долго смотрел на арык, и ему самому не верилось, что все это он сделал собственными
руками, без чьей-либо помощи. Ведь пришлось соорудить целое архитектурное сооружение — водовод от вершины гребня до кромки поля. Он вспомнил, как перед началом работы ему сделалось просто страшно, когда он представил, что ему предстоит. Устроить ложе из огромного количества камней, законопатить дерном, обмазать глиной... Но другого выхода не было, иначе вода беспорядочным потоком ринется сверху и просто-напросто затопит поле... Но ведь сделал! Вот он, его водопровод, «сработанный еще рабами Рима...». Да, и адская, и рабская работа, но ее необходимо было сделать...
Оставалось проверить арык в действии.
Солнечный, уже по-настоящему жаркий летний день, вновь с ним Изат, нетерпеливо поглядывающая на него.
— Ну что, маленькая, начнем?
Изат молча кивнула, очень серьезно глядя на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94