..
Он шел впереди, ведя в поводу тяжело нагруженного Алаяка. Конь, хоть и прихрамывал — видно, сказывалась та же травма, — но шел довольно бодро. Хорошо, если бы он выдержал до конца... Мурат с грустью вспомнил погибшего Торкашку. Вот когда он пригодился бы... Торкашку держали исключительно как вьючную лошадь. Конечно, работы для него на станции было не слишком много, но в подобных случаях он был незаменим. Приезжавшие сюда геологи всегда оставляли своих лошадей, предпочитая Торкашку и Карагера.
Геологи... Мурат вздохнул, вспомнив о них. Когда только они снова появятся в этих местах...
Когда приезжали геологи, на станции сразу становилось оживленно, Мурат старался каждую свободную минуту проводить с ними, жадно слушал их разговоры, расспрашивал о непонятных для него вещах, и они охотно объясняли ему. Не однажды и в горы с ними ездил. Навьючивали на Торкашку и Карагера приборы, ящики с динамитом, похожим на куски хозяйственного мыла, и забирались в самые глухие места. Иногда геологи надевали каски и становились похожими на скалолазов. Хотя это были не просто геологи,
а геофизики... Они делали взрывы и тут же снимали показания приборов, установленных в отдалении. И Мурат тоже надевал каску и помогал геофизикам. А по вечерам шли нескончаемые разговоры о том, что будет здесь через пять, десять, пятнадцать лет... Поначалу Мурат просто не верил в то, что когда-нибудь в этих глухих горах проведут дороги, построят поселки и рудники, проложат высоковольтные линии... Уж слишком дикими и неприступными казались горы... Но однажды вместе с геологами приехал инженер, специалист по мостам и дорогам, он несколько дней расхаживал с теодолитом и рейкой, что-то записывал в блокнот, рассказывал о том, как они строили Боомскую дорогу, и получалось из его слов, что динамитом можно поднять на воздух целую гору, пробить туннели, сделать плотину... Если инженер и преувеличивал, то, наверно, совсем немного. И Мурат поверил, что все так и будет — и дороги, и поселки, и электричество... Иначе зачем было инженеру приезжать сюда? Да и геологи, конечно, не ради простого любопытства каждую весну появлялись здесь. Пусть не скоро, пусть через десять, через двадцать лет, но будет... Потому-то и Мурат здесь, и нельзя ему оставлять станцию. Женщины не понимают этого, даже Айша-апа, она просто верит, что Мурату необходимо быть здесь, и ни в чем не упрекает его... Мудрая Айша-апа... С каждым днем она все больше слабеет, и уж кому, как не ей, в первую очередь думать о том, что надо спуститься в долину, ведь там намного легче... Но она даже ни разу не заговорила об этом... А все-таки странно, что именно Дарийка сдалась первой... Как раз в ней Мурат был уверен больше, чем в ком бы то ни было... Что-то она скрывает... Но что? Теперь, конечно, бесполезно расспрашивать. Если уж ночью не сказала, когда они были вдвоем, то при Сакинай и вовсе говорить не станет...
А Дарийка все больше жалела о том, что не сумела настоять на своем. Конечно, Мурат ни о чем не догадывается и не может понять, почему ей так срочно нужно в центр, но не могла же она объяснить ему, в чем дело... И без того у него много хлопот. А что теперь делать? Мурат обещал через неделю поехать вместе с ней и, конечно, постарается выполнить свое обещание. Но ведь не нами сказано — человек предполагает, а бог располагает... Пожалела Мурата, а... Ладно, что теперь об этом... И Мурата понять надо. Видно, совсем у него сил мало осталось, если так держится за нее. И то сказать — ни Сакинай, ни Гюлыпан ему не помощники, а о Айше-апа и Изат и говорить не приходится... И, наверно,
дело действительно не только в том, что ему тяжело физически. Наверно, никто толком не понимает, что его держит здесь. А сама она понимает? Понятно, что станция, что надо следить за приборами, но неужели эти короткие ежедневные записи настолько важны, что шесть человек должны жить в таких мучениях? Наверно, многого она просто не понимает...
Дарийка вспомнила, в каком состоянии был Мурат, когда вернулся с ледника и там увидел, что все приборы поломаны. Словно любимого человека потерял... Они пытались успокоить его, как-то утешить, но, должно быть, говорили такие глупости, что Мурат только озирался, словно затравленный зверь, и уходил от них... Что ж, Мурат — мужчина, и дело для него — превыше всего. Особенно сейчас. Он, похоже, до сих пор не может смириться с тем, что его не взяли на фронт, и решил, что его фронт — здесь, в горах, и уйти без приказа он не имеет права. Что ж, если уж они и не могут толком понять его, важность его работы, надо смириться и принимать Мурата таким, какой он есть...
Мурат думал в этот же день дойти до подножия перевала, но им это не удалось. Все заметнее хромал Алаяк, все медленнее продвигались они по каменистой тропе. Для Мурата это не было неожиданностью. Чудес на свете не бывает... Надо бы подковать Алаяка, но не то что новых подков, и старых-то не осталось. На станции хромота Алаяка почти не замечалась, но сейчас, после трехдневного пути по камням, да еще с тяжелым грузом, он сдавал на глазах. А что будет на перевале? Ведь на теневой стороне еще лед, как неподкованный Алаяк взберется с грузом наверх? Не дай бог покалечится... Ладно, что об этом думать сейчас, надо останавливаться на ночевку, утро вечера мудренее...
И хотя день еще не кончился, Мурат остановился, как только увидел подходящее для ночлега место. Теперь день уже ничего не решал, можно было не торопиться. Мурат развьючил Алаяка, насухо вытер его и пустил пастись. Но даже без груза Алаяк продолжал хромать.
Сакинай размешала толокно и протянула чашку сначала Мурату, потом Дарийке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94