— Тогда давайте готовиться. Надо сварить джармы, напечь лепешек.
— Хорошо.— Мурат поднялся.— Пусть остается Гюльшан. А я, пока вы будете провизию готовить, съезжу на ледник.
Дарийка и Сакинай переглянулись. Они до сих пор не говорили Мурату о том, что произошло на леднике. Но теперь не было смысла скрывать.
— А чего туда ездить? — сказала Дарийка.— Там делать нечего.
Мурат, уже шедший к двери, обернулся, озадаченно взглянул на нее:
— Что значит делать нечего?
— А так...— Дарийка отвела глаза.— Когда мы были там... В общем, то ли медведи, то ли еще кто... Все приборы раскиданы, поломаны...
— Что?! — Мурат побледнел.— Что там медведям делать?
— Вот уж не спросили,— попыталась отшутиться Дарийка.
— Кого?
— Медведя.
— Откуда там медведь?
— А мы адреса не взяли. Да он и не оставил,— продолжала свое Дарийка.
Мурат рассердился:
— Брось свои шуточки! Говори толком!
— Да чего говорить, все уже сказала... Может, не медведь, а снежный человек или еще кто... Откуда мне знать? Говорю то, что сама видела. И Сакинай тоже... Все раскидано, поломано, ни одного целого прибора. Впечатление такое, будто специально кто ломал.
Мурат сжал кулаки.
— Что же вы сразу не сказали?
— Тебя пожалели. Да и что теперь сделаешь?
— Ну, это мы еще посмотрим...
Мурат резко повернулся и ушел, хлопнув дверью.
Алаяк пасся неподалеку. Мурат быстро оседлал его, взял берданку и поскакал в сторону ледника. На нем была только фуфайка. «Ну вот, опять простудится»,— подумала Сакинай, выбежавшая с его чапаном.
— Не надо было говорить,— тихо сказала Гюлыпан.— Поехал бы спокойно и сам все увидел.
— Я же хотела как лучше,— подавленно сказала Дарийка.
А Мурат ни о чем не думал, во весь опор гнал Алаяка, яростно сжимая его бока коленями. Не то что медведь или снежный человек — семиглавое чудище не остановило бы его. «Что это? Зачем? Кому понадобилось ломать приборы? Кто ты — зверь или человек? Но кто бы ты ни был — я найду тебя! Не думай, что я настолько ослабел, чтобы не справиться с тобой! Руки-ноги двигаются, стрелять я не разучился. И не забывай, что я — человек. Человек я! Эти приборы оставили мне молодые бородатые парни, ученые. Они теперь далеко, сражаются с такими же дикарями, как ты. И не важно, кто ты, зверь или человек,— ты дикарь, ты такой же фашист, как орды тех, кого бьют сейчас молодые парни, оставившие эти приборы здесь. Они не могут убить тебя, но это сделаю я! А может быть, ты и есть самый настоящий фашист, посланный сюда? Ты не осмелился напасть на наши дома и решил отомстить таким гнусным способом? Ха! — хищно осклабился Мурат.— Это мы еще посмотрим, кто кому отомстит... Только бы мне добраться до тебя!»
В своей ярости Мурат не замечал, что дорога все круче идет вверх и Алаяк спотыкается все чаще. Но в какую-то минуту он опомнился и придержал коня. «Ничего, — уже спокойнее подумал он,— ты все равно не уйдешь от меня. Несколько минут ничего не решат. Ты будешь мертв, не важно, человек ты или зверь...»
Он спешился и стал обходить приборы. Права была Дарийка — все оказалось поломанным, разбитым. Он огляделся в поисках следов того, кто был здесь.
Не было никаких следов. Вероятно, совсем недавно здесь шел снег, и все было укрыто им. Совсем ничего, даже намека хоть на какой-нибудь след! От бессильной злобы Мурат закричал во весь голос, но только эхо заметалось между скалами и пропало вдалеке. Сорвав винтовку, он выстрелил в небо, и
опять только эхо ответило ему, а секунду спустя послышался глухой, все более нарастающий шум, видно, где-то сорвалась запоздалая лавина. Но и этот шум скоро умолк, и наступила жуткая абсолютная тишина.
Вернулся Мурат поздно.
Все сидели у него дома и ждали его возвращения. Не успел он войти, как подбежала Изат и бросилась ему на шею:
— Дядя Мурат, почему вы так долго? — Изат расплакалась.— Мы так боялись...
Мурат поднял Изат на руки и молча прошел в комнату. Лицо его посерело, на лбу выступили крупные капли пота. И непонятно было — то ли жарко ему, то ли холодно. Сакинай подогрела молоко, положила туда кусочек масла и поставила перед Муратом. Мурат вопросительно посмотрел на них: «А вы?»
— Пей,— сказала Айша-апа.— Мы уже поели.
Его ни о чем не расспрашивали, и вскоре все разошлись по домам.
На следующее утро он, как обычно, проснулся рано и вышел во двор, посмотрел на небо. Погода была хорошая. Снял показания приборов, отметил, что ни давление, ни влажность со вчерашнего дня не изменились,— значит, в ближайшее время погода не изменится. Тревожило его облако, появившееся над дальними горами, но ветер дул с северо- востока и должен был унести его. Хоть бы несколько дней не было дождя, пока они не закончат сенокос. Должно же и им повезти...
Мурат поежился. По утрам всегда было прохладно, иной раз даже летом по ночам вода замерзала. Но прежде он этой прохлады просто не замечал, а вот теперь, после болезни, всякая мелочь стала напоминать о себе. Он укутался в чапан п сел на скамеечку у входа на станцию. Ему показалось, что и нагрудном кармане чапана что-то зашуршало. Письмо, которое дала ему Гюлыпан, когда он собрался ехать с подарками для фронта... Мурат совсем забыл о нем. Хорошо еще, что Сакинай не заметила. Еще, чего доброго, побежала бы скандалить к Гюлыпан, с нее станется...
Он повертел в руках вчетверо сложенный листок. Нехорошо, конечно, читать чужие письма... Но ведь это письмо не запечатано. Наверно, у Гюлыпан просто не нашлось
конверта. Да и откуда? Сколько жили здесь, и необходимости- то такой не возникало — писать кому-то. Все были рядом. Да и почта — не ближний свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94