Яро сравнивает ее воскресную надежду со своими большими видами на будущее и повсюду замечает горькие гримасы стариков и старушек, раздерганных визжащей детворой.
— Ступай домой играть, не балуй здесь! — отгоняет Гунишова детей с дороги и, вытягивая шею, выглядывает белое, синее или красное авто.
Гости докладывают о здоровье, семье, работе...
— Что делать, торопимся, работы невпроворот, а времени всего ничего, этот тоже привет шлет, да не вышло у него, так что держись, знаешь небось, как оно бывает, это тебе не мед пить, всяко случается, вот оно и случилось, все равно никак поладить не можете, чего говорить, все без толку, он другим не станет, ты же знаешь его, ни тпру ни ну, почем я знаю, оно и можно, кабы поменяли квартиру, но встало бы это эдак тысяч в тридцать, даже срока не дали, пока придет домой, дескать, по дороге загнется, надо бы с возрастом считаться, что ж, это ее заслуга, ну, какая бы молочная была без нее, вот видишь, а говоришь, обиделся, никому не верит, в старый перебрался, разве что горница не протекает, только о саде и говорит, слова не вытянешь, что с того, что правду знаешь, коли люди о том иначе судят, на нет и суда нет, а кое- что перепадет, для начала, хоть одну сережку пошли ей, да позовет она тебя, небойсь, другой бабки-то нету, отлично знаешь, что тогда он не прав был, вот и сиди здесь, думаешь, что-то изменится, ну, дети, пошли, и впрямь надо, знаешь ведь, когда свадьба, ни к чему бы, так нет же, сама захотела, что делать, торопимся, работы невпроворот, а времени всего ничего, мало платят...
Йожко Битман сжимает в кармане новенькую двадцатку от довольного Месароша. Перед ним ублаготворенные пенсионеры на заслуженном отдыхе, им все вокруг по душе.
Игор Битман решает напролом ударить прямо по столяру Гарнади. С профессиональной улыбочкой он протискивается вместе с велосипедом сквозь весь этот сброд перед домом. В портфеле у него техасы с сердечком на заду, с надписью «8ирег$*аг Гарнади» спереди и с разорванной на икре штаниной. Позади он оставляет стариков с их гостями. Да, зажит век, как-нибудь доживать надо, хоть и ждать нечего.
Нежеланные дети не желают родителей, размышляет Яро. Желанные желают, но на них давят социально-экономические факторы — недостаток места и средств, зачастую нажим партнера... Оттого и желанные смиряются, черствеют... И вот мы дома, то бишь в доме для престарелых, утешается Яро своим заключением.
Игор Битман по пути обнаруживает две утешительные вещи. Первая: Евка Милохова тащит из сада убитого Поцема. Когда вокруг уже нет любопытных ушей, Игор кричит из-за забора:
— Евка, приду помочь! Еще кой-куда съездить надо!
— Спасибо,— мило улыбается измученная Евка, так как встреча с жизнью в образе псиной падали застигла ее неподготовленной.
Вторая: могильщик Правда. На дворе возле груды вещей он ругает жену.
— Ты еще здесь, Милан? — кричит Битман, не обращая внимания на любопытные уши вокруг.
— Летим из Братиславы в десять вечера,— говорит Правда.
— Пятьсот крон,— обещает Битман.
— Не работаю... кто умер? Я в отпуску!
— Старый Димко, тот, в красной жилетке.
— Исключено.
Для Битмана исключается «исключено». Могильщик ругает жену, трахает чемоданами, надевает спецовку и идет рыть могилу.
Битман-младший незаметно шмыгает в мертвецкую. Блестящие пуговицы на Димковой безрукавке не дают ему покоя. Крышка пока не прибита — на случай, если врач приедет-таки. Йожко отхватывает все пуговицы, кроме одной. Среднюю пуговицу оставляет, чтоб полы безрукавки держались, кто знает, может, на похоронах гроб и откроют.
Довольный Йожко возвращает ключ в канцелярию, от которой у него сподручная отмычка. В пригоршне у него звякают серебряные пуговицы с чеканным истертым гербом и остатками позолоты. Возле Яро, греющего ногу на лавочке, одна пуговица у него выскакивает.
— На, Йожко, держи! — поднимает Яро Димкову пуговицу.— Поди посиди со мной.
Йожко пуговицу берет, но не садится — как бы Яро не поймал его.
— Я задницу отшиб,— заливает Йожко.— Сплю и то на животе.
— Мне двурожка нужна,— роняет Яро.
— А, рогатка! — догадывается Йожко.— А где возьмешь шпеньки?
— Для камней! — заказывает Яро.
— Угу, для камней! С мягкой кожей,— прикидывает маленький Йожко.— Зачем тебе?
— Пугать скворцов с черешни,— кивает Яро на Ца- бадаихины деревья.
— Но если случаем там буду я, не пугай,— договаривается Йожко.
— Хорошо,— соглашается Яро.— Если там будешь ты, скворцов там не будет.
Во двор входит Каталин, крепко сжимает бутылку разбавленной «франковки».
— Ну что, тетушка, весело тебе? — подкалывает ее Яро.
— Провожала его, но не дал мне даже подождать, пока выпью, враз выражаться пошел. А неплохой он, ему бы кто и покраше была пара. Куда я, такая уродина!
Каталин с горя отхлебывает.
— Кто кого любит, тот того и бьет, ну и что? — Она входит в коридор и ищет на доске письмо — вино вконец помутило ей разум.
Яро вспоминает, где видел такую серебряную пуговицу. Недостает к ней чего-то красного... такого, как Димкова безрукавка. Так это ж его пуговица!
— Йожко, поди сюда!
— В другой раз, Яро! — Йожко дает стрекача. Ему уже все ясно.
Яро озирается на стороны, он не видит ни довольных старичков, ни равнодушных пенсионеров — вокруг лишь жалкие человечьи обломки, ожидающие смерти среди чужих. А следом он размышляет: что же принуждает нас вступать в сделку с теми, кто обирает трупы?
Игор Битман довольным возвращается от Гарнади.
Столяр показал ему четырехтысячный дом Петера, построенный около частного предприятия Гарнади, где нелегально работают по найму три столяра-пенсионера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37