— Спасибо,— гладит его Иоланка.— А почему горячую?
— Твои одноклассники ходят смотреть на тебя в окно. Пускай запотеет. Йожко зарабатывает.
Иоланка страдальчески улыбается — одноклассников ей жалко.
— А какой там девиз? — постукивает она пальцем по отцовскому носу.
— Это ты на других испытывай.— Битман достает из холодильника кусок жареного мяса и шпигует его тазепамом.
Иоланка убирает со стола. Ждала она большего — весомого подарка, скажем, в виде дубленки, но у папки Битмана столько работы, что ему проще дать денег, да и то лишь серединка на половинку.
Через калитку Битман выходит из усадебного сада к Тихой воде и трясет Милохов забор; новая проволока глухо звенит. По траве прибегает голодный убийца Поцем; Ева Милохова так зачиталась приключениями маркизы Анжелики, что забыла и о своем-то ужине. Пока Анжелика воздает султану султаново, Битман успевает накормить ворчащего Поцема. Милох поскупился отправить пса на дорогое обучение, где закрепили бы приобретенные навыки, прежде всего — слушать точные команды и не принимать пищу из чужих рук.
К старому Яро, который в отчаянии ходит взад-вперед по улице, привязывается расхристанный Рудо Ваврек, потому что корчмарь Моравец — время-невремя, выручка- невыручка — закрыл «Надежду» — у маленького
Моравца пошла кровь горлом, отшиб себе где-то живот; Моравец сам отвез его на роскошном «мирафиори» в «Неотложку» — жена как на грех задержалась у ожившей сестры в Белом Хуторе. Яро хочет забыть о Димко, но, конечно, не с Вавреком.
— Вы занятный человек, молодой многообещающий алкоголик, будущий шизоидный паралитик, контранемичный тип, словом, редкостный экземпляр.— Яро отталкивает льнущего к нему Ваврека в замасленном комбинезоне.— Вот ваш велосипед,— поднимает он из-под каменной тумбы Ваврекову неразлучную ржавую старь, всовывает ему руль в руки и подталкивает в сторону дома.
Велосипедный Ваврек говорит Яро:
— И все это я!
— Ты, конечно,— кивает Яро, а в голове смерть Димко.— Буду с радостью о тебе вспоминать.
— И я,— бормочет Ваврек и обреченно крутит скрипучим рулем.
Яро получил удовлетворение. Димко порадовался, хотя и умер. Во всяком случае, у него была легкая смерть, утешает себя Яро.
— Ну пошли,— возникает в полутьме под Такачовой липой Йожко Битман во главе четырех страждущих.— Пошли, сторожить будешь.
Яро механически повинуется.
Рудо Ваврек препирается с велосипедом, который ему не повинуется.
— Ну поехали, дурень! — Ваврек пинает ногой упрямую машину «СК спорт» со сдутыми камерами.
У Вавреков заперто, Маришка за телевизором преданно ждет Битмана, чтобы он повел ее в канцелярию.
Рудо ждет, но, не дождавшись, тащится с велосипедом в сад, в теплицу под игелитом, чтобы поесть свежих овощей. Трубочный дверной проем сплющен, Ваврек с силой дергает дверь и разбивает лоб у виска, прямо под серым беретом, но не ощущает этого — боли не чувствует, а кровь стекает мимо глаза. Он протискивает велосипед в игелитовую духоту — в щеку врезается шерстистый шпагат. Маришка, когда пускает на дворе воду, вешает на шпагат шланг, чтоб не выпрыгивал из бочки.
А Рудо думает, что его кусает голодная муха. Он воюет с ней, пока не разрывает игелит.
Находит мелкую редиску, моет ее в бочке, в теплой заплесневелой воде, и, похрумкав, выводит велосипед из игелитовой парилки. Утирает пот со лба, почесывается — что-то кусает его в зад.
Он садится на ступеньки, опирается на багажник и засыпает.
В столовой собираются на военный фильм. На экране бегут последние субтитры, сообщающие о преследованиях революционеров при царе.
— В этой России уж должна была наступить перемена,— покачивает головой Терезия Гунишова и следом раскрывает причину:— А всё эти бородатые попы! Кабы там было побольше хороших католиков.
Телевидение тем временем передает лирический пейзаж и электронную музыку.
— На передовой линии молодые ребята, а тот сзади из блиндажа по телефону им приказывает — любой ценой удержаться, а немцев тьма-тьмущая, и прут они с танками и со всем прямо на окопы, и так они там все до одного и погибли, только этот молодой артист выжил, а тот майор его и спрашивает, тот самый, что не послал ему подкрепления, что в блиндаже притаился, где, мол, твоя рота, а он говорит — здесь, а тот ему — где, а он — здесь, один я,— льет слезы Милка Болехова на плече терпеливой Вихторичихи.— Что только они вынесли и чего только фашисты натворить могут, такое надо молодым показывать, сорокалетним, тем, кто не пережил этого, пускай такого никогда не допустят.
— И я тоже больше всего люблю военные фильмы, такие мучения — просто ужас,— утешает Вихторичиха Болехову.— Не плачь так, фильм начинается.
— Наверняка война будет, недаром эти важные шишки в Брюсселе собираются,— вступает Тибор Бергер.
Все умолкают, смотрят на лирический пейзаж и на сухое дерево на переднем плане.
— Надеюсь, у них хватит ума,— всхлипывает Милка Болехова, но тут лицо ее проясняется, потому что появившиеся на экране каскадеры в форме падают при фотогеничных взрывах.
Йожка усиливает громкость — взрывы недостаточно сильные.
Яро, скорчившись на ветке, таращит глаза на внезапно осветившееся окно ванной. За ним тянут шеи Битмановы клиенты. Иоланка сперва раздевается. И уже нагишом напускает воду в розовую ванну.
Яро придвигается на ветке ближе, дерево трещит — Яро оглядывает грушу. На верхушке он замечает незнакомого паренька, которого раньше не было среди дружков Йожко. Парень пожирает глазами голую Иоланку.
— Не ворошись, гробануться хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37