Феро удаляется.
Ноги сами несут его в «Надежду».
Он занимает у обходительного Швабека на две пятидесятиграммовые, но Моравец не наливает.
— Не хочу этим рисковать,— постукивает он Феро по шлему.— Пятью сотенными.
Феро выходит. Получил, что хотел, и не получил, чего не хотел, правда, за исключением бумажки. Заводит мотор и уносится в мастерскую.
Поплугар Шани закрывает дверь и возвращается к Яне, которая успела разве только испугаться.
— Что это было?
— Пьяный, потом тебе расскажу. Выходи за меня, у меня пустой дом, а я хочу много детей,— без промедления берется Шани за нелегкую работу, чтоб поскорей сбылся его сон.
Яна по многим причинам почти на седьмом небе.
— Зачем ты пришел?
— Хотел узнать, сколько стоит марка за крону,— смеется Шани.
— Ух ты! — лохматит его Яна.— Крону, ясное дело.
— Ага,— гонит дуру Шани.
— Так зачем?
— Иной раз надо только прийти.
Яна бы еще поспрашивала, но Александр Поплугар безоглядно идет к своей мечте.
Под волнистым этернитом кооперативного навеса — гнездо на гнезде.
Маленький Йожко Битман и его верный почитатель Пишти Моравец достают воробьев. Йожко еще в четверг разложил нанизанную на нитку кукурузу, но пока к ловушке не добрался, лишь покорный Пишти сообщил, что попались. Пойманные воробьи подыхают от голода и бессилия.
Ловушка на старом прицепе, куда не залазят кошки, которых с десяток бродит по объектам.
— Будешь у кур жрать? — шмякает Битман воробья с прицепа.
Воробей расплющивается.
— Теперь ты,— приказывает Йожко своему почитателю.
Пишти бросает воробья слабо, поэтому тот поднимается и по бетону отпрыгивает в угол, под ворох железа. Тянет за собой полметра белой нитки, не заметной на вымазанном известкой прицепе.
— Ты болван,— пинает Битман Моравца под зад, и у того из другой руки вылетает спасенный воробей. За ним вьется пожизненная белая нитка.
Йожко отделывает Пишти, запрещает ему реветь и нехотя убивает остальных трех воробьев.
— Вот так, вот так, видишь?
Зареванный Пишти кивает, видит, мол, и вдруг, соскочив с прицепа, уносится прочь.
Битман догоняет его и молотит пуще прежнего. Под конец, когда тот уже на земле, пинает его в живот, да так, что Пишти едва не выворачивает.
— От меня хотел уйти? От меня тебе не уйти, я тебя всегда поймаю!
Пишти плачет, но затем покоряется, потому что под Йожкиным руководством он сбежал с субботника.
— Думаешь, нам влетит? Ничего нам не будет, уроки кончились, и всем на нас плевать, не бойся! Даже не вспомнят про нас! Чего там! Бабы за нас поработают. А найдем в понедельник сорняк, схватим каких двоих и будем мучить, что плохо работали, не так, что ли?
Мучить баб — это Пишти по сердцу.
— А нельзя ли какую помучить уже сегодня?
Битман прикидывает возможности.
— Можно, если захотим, но придется вернуться в Жизнь.
До школы далеко.
— Мы бы их уже не застали,— со стратегической точностью заключает Пишти, держась за истерзанный живот.
— Мучить будем в понедельник. Пошли за яичками! — взглядывает Битман вверх на воробьиное гнездо.
— А если там будут голыши? — Неоперившиеся птенцы вызывают у Пишти отвращение, его мутит.
— Тогда пошли обедать.
Маленький Битман небрежно подшибает носком расплющенного воробья с нитью в клюве.
В столовой звякают ложки о тарелки с яичным супом.
— Сухо, земля как камень.— Димко размешивает яичную вермишель.— Как-то венгерские крестьяне были в Вене, в Гофбурге, осматривали там сокровища и всякую роскошь со всего мира, все дорогое, батюшки ты мои, а потом их возьми да и спроси этот самый экскурсовод, знают ли они, какая всему этому цена. А один выступил вперед и говорит: не более, чем обложному майскому дождю. Экскурсовод стоял как оглоушенный, вот и стой, балда, мы-то небось не дураки, знаем цены.
В окошко подают запоздавшее второе, спагетти на полдесятка яиц, с тертым сыром и растительным маслом.
— Как это? — кричит Лоло, грохая кулаком по меню, где обещаны были свиные отбивные.— Где же мясо? У нас три блюда? Вы жарили мясо.— Он поводит носом в сторону благоухающего окошка.
— Да ведь и это хорошо,— облизывается Милка Болехова, довольная всем на свете; она кладет на стол зубы, что принесла в расчете на мясо.
В столовой вдруг — откуда ни возьмись — Игор Битман.
— Кто кричит? — спрашивает он самым что ни на есть официальным тоном, ибо знает и без того.
— Мать твоя канарейка! — Лоло пальцами берет резиновую спагеттину.— Сейчас я испробую, что ты за мужик,— замахивается он ею. Она разрывается и падает на пол.
— Алоиз Фигуш после обеда убирает столовую,— объявляет Битман-отец.
— Подношу тебе большую голубую розу,— протягивает ему Лоло кончик спагетти.
— Для чего? — изумляется Битман.
— На похороны, ты — вурдалак Дракула, до мозга костей нас высасываешь! Где четыре кило свиного окорока?
— Какие разговоры вы ведете? — удивляется Димко.
— Не было, мы не получили,— отвечает Битман твердо и уходит, спагеттовую голубую розу оставляет Лоло.
Лоло бросается за ним, в коридоре его настигает.
— Объели вы нас! — наскакивает он на управляющего.
— Перекушали вы лишку,— говорит Битман тихо, видит — ушей нет.
— Что? Когда? — выкрикивает Лоло.
— Дороже вышло, чем положено. На хорошее никто не жаловался. Но мы-то плати. Один раз похуже, а столько крику, пан Фигуш! Подумайте о других, все вы на заслуженном отдыхе.
— Я выведу тебя на чистую воду! — кричит Лоло на весь дом.
— Не получится,— холодно улыбается Битман.— Ты трехнутый, а я у начальства на хорошем счету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37