А мог остаться и быть избитым до полусмерти. И все же ему необходимо — просто необходимо — убедить кое-кого из этих панков, что силы, которые один раз уже их проучили, живы и пребывают в полном здравии.
Он решил остаться.
Херберт посмотрел в глаза парня.
— Знаешь, даже если бы меня и пригласили на вашу вечеринку, — сказал он, — я бы не пошел. Я получаю удовольствие от общения с вождями, а не от общения с их приспешниками.
Немец так и продолжал опираться на подлокотник одной рукой, в другой он держал кружку с пивом. Но глядя в его серо-голубые глаза, Херберт увидел, как тот внутренне сжимается — высокомерие выходило из него, словно воздух из проколотой шины.
Херберт знал, что будет дальше. Его рука скользнула под правый подлокотник.
Единственным оружием, которое оставалось у немца, было его пиво. С презрительным видом он наклонил кружку и медленно вылил ее содержимое на колени Херберту.
Херберт вытерпел оскорбление до конца. Было важно показать, что он на это способен. Когда же неонацист закончил и под жидкие аплодисменты выпрямился, Херберт выдернул из-под подлокотника свой укороченный посох. Вращением кисти он направил дубинку на парня и всадил ее тому в лах. Вскрикнув от боли, немец согнулся пополам и отлетел на своих соратников. Он так и, продолжал рефлекторно сжимать кружку, словно его руку свела судорога.
Толпа заголосила и подалась вперед, угрожая перерасти в неуправляемое стадо. Херберт не раз наблюдал это раньше возле американских посольств за границей, и смотреть на это было страшновато. Это был распад цивилизации в миниатюре, когда человеческие существа деградировали до первобытных людоедов. Херберт стал откатываться назад. Он хотел добраться до стены, чтобы, защитив себя с тыла, иметь возможность отделать своей дубинкой этих филистимлян, как это сделал библейский Самсон челюстью сдохшего осла.
Однако, откатываясь назад, он ощутил рывок, после чего кресло покатилось быстрее, чем он вращал колеса.
— Halt! — выкрикнул резкий голос за его спиной. Херберт оглянулся. Худощавый полицейский лет пятидесяти бросил регулировать движение транспорта и подбежал к месту событий. Он стоял позади кресла, ухватившись за его поручень и тяжело дыша. В его карих глазах читалась решимость, хотя в остальном он выглядел не совсем уверенно.
Из толпы понеслись выкрики, и полицейский принялся на них отвечать. По тону голосов и тем нескольким словам, которые Херберту удалось разобрать, он понял, что полицейскому рассказали свою версию происшедшего и посоветовали лучше заниматься своим делом. Полицейский же отвечал, что это его дело — следить за порядком не только на проезжей части, но и по сторонам.
Его освистали и начали угрожать.
После короткой перепалки с толпой полицейский обратился по-английски к Херберту:
— У вас есть автомобиль? Херберт ответил утвердительно.
— Где он припаркован?
Херберт сказал.
Полицейский продолжал оттаскивать американца назад. Херберт положил руки на колеса, чтобы приостановить движение.
— Почему я должен уехать? — спросил он. — Я, видите ли, не гожусь для их вечеринки!
— Потому, что моя задача — не допускать беспорядков, — ответил ему полицейский, — и это единственный способ, которым я могу это сделать. У нас немногочисленный личный состав, да и тот разбросан по сборищам в Бонне, Берлине, Гамбурге. Мне очень жаль, майн герр. У меня нет времени на то, чтобы разбираться в происшествии с отдельным человеком. Я намерен сопроводить вас до машины, чтобы вы смогли покинуть этот район города.
— Но ведь это они напали на меня, — запротестовал Херберт. Он сообразил, что по-прежнему держит на коленях дубинку, и убрал ее, прежде чем полицейский надумал бы ее отобрать. — А что, если я предъявлю иск, чтобы разоблачить их всех к чертовой матери?
— Вы проиграете, — ответил полицейский. Он развернул кресло и покатил его в сторону от толпы. — Они утверждают, что мужчина предложил вам помощь, чтобы попасть в «Пивной зал», а вы его ударили...
— Ага, как же!
— ..и из-за этого он пролил свое пиво. Они хотят, чтобы вы по крайней мере оплатили его стоимость.
— И вы этому верите?
— Верю или не верю — ничего не значит, — ответил офицер. — Когда я обернулся и посмотрел, этот человек согнулся от удара, а вы держали в руках дубинку. Это то, что я видел, и это я зафиксировал бы в своем рапорте.
— Понятно, — сказал Херберт. — Вы увидели, что один-единственный мужчина средних лет в инвалидном кресле столкнулся с парой сотен молодых здоровых нацистов, и решили, что я нехороший человек.
— С формальной точки зрения именно так, — подтвердил полицейский.
Херберт услышал, как это было сказано, и понял подтекст. В Соединенных Штатах хватало подобных разговоров о других преступниках, других панках, но он каждый раз не уставал им удивляться. Оба мужчины знали, что эти ублюдки лгут, и все же шайка останется безнаказанной. И эта безнаказанность будет продолжаться до тех пор, пока никто ни в силовых структурах, ни в правительстве не желает подвергать угрозе собственную безопасность.
Некоторым утешением для Херберта служило то, что ему самому удалось уйти подобру-поздорову. А тычок этой свинье почти стоил принятого им пивного душа.
Пока полицейский отвозил Херберта к его машине, зазвучали клаксоны автомобилей, которые застряли на улице из-за отсутствия регулировщика. Гудки перекликались с бурей, царившей в душе американца, бурей растущего негодования и решимости. Да, он уходит, но для себя он решил добраться до этих гуннов. Не сейчас и не здесь, но где-то еще и очень скоро.
Один из мужчин отделился от толпы и вошел внутрь «Пивного зала».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146