— Привет, — неуверенно откликнулся заместитель министра. — Кто это?
— Это твой друг и сокурсник Жерар Дюпре, — ответил голос в трубке.
Лицо Хаузена превратилось в бледную маску. Манера говорить была менее живой и агрессивной, чем ему помнилось, но он подумал, что это вполне мог быть и Дюпре. На мгновение Хаузен лишился дара речи. В его голове пронеслась кошмарная череда лиц и событий.
— Да-да, это Дюпре, — прервал его воспоминания голос. — Человек, которому ты угрожал. Человек, которому ты пригрозил, чтобы он не возвращался. Однако теперь я вернулся. Но уже как революционер Жерар Доминик.
— Трудно поверить, что это ты, — наконец выдавил из себя Хаузен.
— Мне назвать тебе кафе? Или улицу? — Голос стал более жестким. — Или назвать имена девчонок?
— Нет! — оборвал его Хаузен. — Это было твоих рук дело, а не моих!
— Ну, это ты так говоришь.
— Нет! Так и было на самом деле.
— Это ты так говоришь... — медленно повторил голос.
— Как ты узнал мой номер? — спросил Хаузен.
— Нет ничего, что я не смог бы получить, и никого, кого не смог бы отыскать.
Хаузен тряхнул головой.
— Почему именно сейчас? — спросил он. — Прошло целых пятнадцать лет...
— Лишь мгновенье — с точки зрения богов, — рассмеялся собеседник. — Кстати, именно им и угодно теперь тебя осудить.
— Меня осудить? — переспросил Хаузен. — За что? За то, что рассказал правду о твоем преступлении? То, как я поступил, было правильным...
— Правильным?! — Его не стали дослушивать. — Задница ты, Хасье. Верность, вот ключевое слово. Верность и в радости и в горе. Верность при жизни и в момент смерти. Это то, что отличает человека от недочеловека. И стремясь избавиться от всех недолюдей, Хасье, я планирую начать с тебя.
— Ты остался все таким же чудовищем, как и был, — заключил Хаузен. Его ладони вспотели. Ему пришлось сильнее сжать трубку, чтобы не дать ей выскользнуть из руки.
— Нет, — возразил Дюпре, — я стал куда чудовищней. Много чудовищней. Потому что теперь у меня есть не только стремление к исполнению собственных желаний, но и я создал средства для претворения их в жизнь.
— Ты создал? — возмутился Хаузен. — Это твой отец создал эти средства...
— Их создал я! — оборвал его Дюпре. — Я. Все сам. Все, что я имею, заработано мной самим. Папаше повезло после войны. Всякий владелец фабрики в то время стал бы богат. Нет, он был таким же дураком, как и ты, Хасье. Правда, его хватило на то, чтобы сделать красивый жест — вовремя умереть.
Это какое-то сумасшествие, подумал Хаузен.
— Дюпре, — произнес он вслух. — Или я должен называть тебя Домиником? Я не знаю, где ты и кто ты теперь, но я сегодня тоже не тот, кем был. Гораздо выше. Я уже совсем не тот студентик, которого ты помнишь.
— Как же, как же, я в курсе, — рассмеялся собеседник. — Я следил за твоими назначениями. За каждым из них. За твоим ростом в правительстве, за кампанией, которую ты затеял против неофашистских группировок. Женитьба, рождение дочери, развод. Между прочим, милая девочка, твоя дочь. Ей нравится заниматься балетом?
Хаузен еще сильней сжал трубку.
— Только тронь ее, я отыщу тебя и прикончу!
— Что за грубые слова от столь осторожного политика, — посетовал Дюпре. — Но в том-то и заключается прелесть отцовства, не правда ли? Если что-то угрожает ребенку, все остальное теряет смысл. И карьера, и здоровье.
— Если воюешь — то только со мной, — предупредил Хаузен.
— Я понимаю, Хасье, — успокоил того собеседник. — Alors, по правде говоря, я всегда старался держаться подальше от девочек-подростков. Столько проблем. Ну, ты понимаешь.
Хаузен разглядывал линолеум на полу, но перед его глазами стоял молодой Жерар Дюпре. Подлый, безжалостный, исходящий злобой. Но сам он не может себе позволить поддаться гневу. Даже в ответ на расчетливые угрозы в адрес его девочки.
— Так ты собрался меня судить? — спросил Хаузен, с трудом заставляя себя успокоиться. — Как бы больно я не упал, ты упадешь больнее.
— О, я так не думаю, — возразил Дюпре. — Видишь ли, в отличии от тебя, я накладывал слой за слоем преданных услуг, которые отделяют меня от моей деятельности. Фактически, мною создана империя из доверенных лиц, которые мыслят так же, как и я. Я даже нанял человека, который помог мне отследить жизнь и деяния Рихарда Хаузена. Его уже нет в живых, но он успел снабдить меня массой сведений о тебе.
— Существуют еще законы, — заметил Хаузен. — И существует множество способов сделать кого-то соучастником.
— И кому это лучше знать, как не тебе? — ехидно уточнил Дюпре. — В любом случае на это парижское дело вышел срок давности. Сам закон теперь уже не станет трогать ни тебя, ни меня. Но подумай, что будет с твоей репутацией, если об этом узнают люди? Если начнут появляться фотографии о той ночи?
Фотографии? Хаузен задумался. Камера — неужели они могли попасть в кадр?
— Мне хотелось, чтобы ты просто знал о моих планах тебя уничтожить, — продолжил голос в трубке. — Я хочу, чтоб ты думал об этом. Чтоб ты этого ждал.
— Не выйдет, — ответил Хаузен. — Я найду способ, как с тобой справиться.
— Возможно, — согласился Дюпре. — Но ведь тогда все равно останется эта прелестная тринадцатилетняя танцовщица. Хоть я лично и зарекся иметь дело с малолетками, но отдельные члены моей группировки...
Хаузен нажал кнопку и отключил телефон. Он засунул его обратно в карман и повернулся лицом к холлу. Изобразив вымученную улыбку, он поинтересовался у ближайшего служащего, как пройти в туалет. Затем он махнул рукой Лангу, чтобы тот забирал всех вниз, не дожидаясь его самого. Ему необходимо было уединиться, хоть чуть-чуть подумать о том, что делать дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146